Ув. Виталий! 1) Интересным обстоятельством является то, что проведенный мной факторный анализ показал высокую вероятность ранней ассимиляции Рюриковичей в славянской среде ввиду их браков со славянками княжеского рода. И это хорошо совпадает с новгородской традицией, включая и Иоакимовскую летопись (несмотря на ее некоторую спорность). Анализ некоторых аспектов ИЛ дал С. В. Конча, развенчав обвинения  А. П. Толочко в ее фальсификации Татищевым: http://history.org.ua/JournALL/journal/2007/2/12.pdf . Согласно этим сведениям и их анализу,  Рюрик взял в жены Ефанду «рода Гостомыслова», сестру Олега. Соответственно, он был дядей (уй, укр. вуйко) Игоря Рюриковича. Более того, «Ольга в новгородской летописной традиции считается «правнучкой Гостомысловой», «от Пскова». То есть Рюриковичи для славян были славянскими князьями скандинавского (варяжского) происхождения по мужской линии. Противоречит ли это чему либо и всем известным фактам?  — Никак не противоречит. А клятвы, соединяющие богов славянских Перуна, Волоса, варяжское «оружие» и «обручи» прямо говорят об этнокультурном синтезе славянского и скандинавского компонентов. И двуязычии Рюриковичей. И о привлечении варягов для службы, и о союзе с ними. Как впрочем, и союзных славянских и угро-финских племен, их элиты.  2) А вот археологические выводы А. Комара, вполне согласующиеся с проведенным факторным анализом: «Топографическая структура Киева второй половины IX в.напоминает славянское «гнездо поселений» в миниатюре, но расстояние от городища в случае отдельных поселений обычно значительнее (Михайлина,2007, с. 159–170).Следовательно, наблюдаемая в Киеве структура заселения площадок гор населением культуры Луки-Райковецкой скорее должна быть интерпретирована как единое поселение, соответствующее статусу славянского общинного центра. Дать более детальную его характеристику в настоящее время не представляется возможным. Исследованы лишь небольшие участки культурного слоя и несколько рядовых объ-ектов, которые позволяют максимум утверждать наличие гончарного ремесла. Каких-либо предметов престижной культуры IX в. – украшений, оружия,монет, импортов – в комплексах культуры Луки-Райковецкой на территории Киева пока не обнаружено…» «В концеIX – начале Х в. параллельно небольшая группа роменцев занимает террасу на северном склоне Старокиевской горы, где уже без проблем возводит традиционные для себя полуземлянки. И хотя целый ряд исследователей склонны связывать возникновение Подола с деятельностью князя Олега, согласно летописи, около 882 г. захватившего Киев, материалы Подола конца IX – середины Х в. в настоящее времяне содержат ни единого предмета бесспорно скандинавского или «северного» происхождения, заставляя вспоминать об Олеге исключительно благодаря подчинению в 884–885 гг. северян и радимичей – основных носителей роменской культуры.» Если в закрытых родо-племенных коллективах традиционные элементы культуры имели больше шансов на выживание, в полиэтничном городе подвлиянием конкурентной ремесленной среды и растущей профессиональной специализации этнографические признаки городских жителей быстро стираются, о чём свидетельствует и полностью унифицированный уже в первой половине Х в. облик материальной культуры Подола. Единственным типом жилища данного района города становится на-земный сруб с подклетом (рис. 6; 9) и с глинобитной печкой на деревянном каркасе. Уже в Х в. формируются центральные улицы, границы усадеб, их стандарт планировки и размера, основные архитектур-ные и ремесленные традиции (Новое в археологии Киева, 1981; Гупало, 1982; Толочко, 1983; Сагайдак,1991; 2010).Такие редкие находки, как литейные формочки(рис. 10) с арабской куфической надписью второйпол. Х в. (Гупало, Івакін, Сагайдак, 1979, с. 47–53)или роговая булавка первой пол. XI в. с рунической надписью (Сагайдак, Хамайко, Комар, Вергун, 2012,рис. 4, 2), выразительно свидетельствуют о многонациональном составе жителей Подола. Но каково бы ни было происхождение населения, оно тщательно скрывается под маской унифицированной ремесленной древнерусской культуры. Социальный облик Подола для Х в. определяетсякак преимущественно рядовой. Концентрация «престижных» предметов на подольских усадьбах отме-чается лишь с XII в., когда уровень поверхности, посравнению с началом Х в., поднялся на 3,5–4 м, пол-ностью обезопасив население от ежегодного разлива Днепра. В горизонтах Х–XI вв., напротив, обычны-ми являются загоны и постройки для скота, остаткинавоза в хозяйственных частях усадьбы, многочис- ленные кости крупного рогатого скота, коз, свиней; детали рыболовных снастей и вёсла; зёрна проса,овса, пшеницы, огурцов, малины, лесные орехи и др. Впрочем, уже сами размеры приусадебного хо-зяйства говорят лишь о его вспомогательной роли.Иногда фиксируются следы ремесленного про-изводства – ювелирного, железоделательного; от- дельные находки в слоях Х в. византийских медныхмонет, стеклянных изделий, амфор, а также весовых гирек указывают на причастность части жителей Подола к торговле. И всё же далеко не всегда по находкам в границах усадьбы можно установитьрод занятий их собственников – по всей видимости, большинство жителей Подола принадлежалок городским разнорабочим, привлекавшимся длястроительства, разгрузки товаров и ремонта судов,различных сезонных работ и т. п.» «Отсутствие реальных данных о монументальномкаменном строительстве в Киеве ранее эпохи Влади-мира Святославича ставит в равное положение Старо-киевское городище и Замковую гору. Обе площадки вХ в. не демонстрируют наличие углублённых хозяй-ственных или ремесленных построек, в противовеспериоду XII – первой половины XIII в. В то же время вХ в. для таковых активно используются склоны и тер-расы Старокиевской и Замковой гор, весьма неудобные для создания усадьбы подольского образца. Объ- яснить феномен «пустующих» площадок городищ приналичии на них культурного слоя Х в. возможно лишьназемной срубной застройкой, великолепно сохраня-ющейся в Х в. на Подоле, но не оставляющей никакихархеологических следов на плато киевских гор.Центральный статус Замковой горы как «градаКиева» в Х в. определялся продолжением славян-ской традиции второй половины IX в. Но в концеIX в., в связи с возникновением Подола и резким увеличением населения города за счёт пришлыхгрупп, крепость на Замковой горе уже не могла ис-полнять функцию убежища для всего населения го-рода. Именно этот фактор стал основным для соору- жения новой крепости-убежища на Старокиевскойгоре. ПВЛ рассказывает о широкой градостроитель-ной деятельности Владимира, с которым связан этапкардинальной перестройки Киева 80–90-х гг. Х в. Нотакже летопись упоминает и о строительной ини-циативе Олега: «се же Олегъ нача городы ставити»(ПСРЛ, т. 1, стб. 23).Именно с периодом правления Олега связаны два крупнейших клада дирхемов, сокрытых в Кие-ве, – клад 1851 г. у Аскольдовой могилы на Печерскеи клад 1913 г. в усадьбе Сикорского в Верхнем городе,содержавшие по несколько тысяч монет (позднейшие 905/906 г.) и золотые скандинавские браслеты (рис. 12) (Корзухина, 1954, с. 83–84). Позже, в пер-вой половине Х в., реальная военная угроза Киевубольше не повторялась, что привело к постепенному упадку Старокиевской крепости. Разрастающийсявокруг курганный могильник подступил к её рву, ане укреплённый деревянной стеной вал постепенноразрушался. Решив использовать «общественное»городище для княжеского двора, в 50-х гг. Х в. Оль-га перестраивает укрепления, ещё более усиленныеСвятославом после печенежской осады 968 г. Имен-но этот «дворъ теремьныи отень» и занял ВладимирСвятославич после победы над Ярополком в 980 г… Анализируя проблему «безымянности» Замко-вой горы в древнерусское время, Б. А. Рыбаков иП. П. Толочко предположили существование двух «поселений Кия» – двора и града, буквально следуя сообщению летописи об основании живущимина трёх горах братьями «града», названного в честьстаршего брата. Роль «града» при этом отводиласьСтарокиевской горе, тогда как более древним считалось поселение на Замковой горе. Сравнивая этуситуацию с реалиями второй половины IX – Х в., на-блюдаем три небольших неукреплённых поселениякультуры Луки-Райковецкой на соседних выступах Киевского плато: Старокиевском, Детинке и Ку- дрявце, окружённые рвами позднее (в Х в.), а также городище на Замковой горе, называвшееся летописью в контексте событий Х в. именно «градъ Кыевъ».При строительстве большого оборонительногокольца «града Ярослава» (рис. 7: з) все три поселе-ния оказались объединёнными в один город. Речь,несомненно, не идет об эволюционном «синойкизме» – развитию поселений препятствовал большой языческий курганный могильник, располагавшийся за укреплениями (рис. 7: в)… Предметы скандинавского круга (рис. 13; 14; 15;16: 1, 3) в погребениях чаще всего единичны, реже представлены несколькими экземплярами и никогдане образуют «чистый» закрытый комплекс, часто сочетаясь с предметами «венгерского» или «восточного»стиля (рис. 16: 2, 4; 17; 18), представляющими совершенно другой вектор влияния в древнерусской куль-туре. Хронологическое распределение скандинавскихнаходок по киевским некрополям следующее: наиболее ранние предметы первой половины Х в. проис-ходят из нижнего могильника некрополя II, а также изразрушенных погребений могильника на усадьбе Ми-хайловского монастыря (по В. Б. Антоновичу, «возле Боричева спуска»); предметы второй половины Х в.концентрируются в могильнике на усадьбе Десятинной церкви (Андрощук, 2004 б, с. 46). Вышгород: «Лепная посуда всегда встреча-ется в комплексе с гончарной или раннегончарной древнерусской, что указывает на дату не ранее рубежа IX–X вв. Представлена фрагментами двух традиций: роменской и Луки-Райковецкой.Находки скандинавского круга в Вышгороде не-многочисленны и происходят в основном из фрагментарно исследованного могильника (Зоценко,2009, с. 24–27, илл. 3–5). Первая курганная группаХ в. располагалась к северу от городища в непосредственной от него близости; вторая, занятая позжепосадом, – к западу; третья – в километре от южного посада Х в. Наиболее отдалённая от городища западная курганная группа «Могилки на ставках»принадлежит могильнику ХI в. К сожалению, древние участки могильника заняты частной усадебнойзастройкой и поэтому практически недоступны для исследования.Смешение в раннем Вышгороде двух групп славянского населения различного происхождения, а также скандинавского компонента, аналогично наблюдаемому в этот же период в Киеве, и прозрачно свидетельствует об основании Вышгорода в правление Олега в качестве княжеского города. В летописной статье 946 г. княгиня Ольга на- ложила дань на древлян, две части которой шло наКиев, а одна – на Вышгород, что один из редакторов летописи объяснил принадлежностью Вышгорода Ольге: «бѢ бо Вышегородъ градъ Вользинъ» (ПСРЛ,т. І, стб. 60). Вероятно, такой же княжеский статус имели и другие крепости, возникшие в серединеХ в., – Китаевская и Витичев…Чернигов: «Антропологические исследова-ния материалов X–XIII вв. из Чернигова показаливесьма пёстрый состав населения, что неудивительно для такого рода городского центра. Выделены груп-пы, близкие северянам, населению Киева, а такжевероятный скандинавский компонент (Долженко,2011 а; 2011 б; 2011 в; Долженко, Потехина, 2011). Доля скандинавских элементов в материальной культуре Чернигова Х в. относительно невысока, особенно по сравнению с расположенным всего в 16 кмот города Шестовицким археологическим комплексом. В качестве проявления скандинавской традиции следует рассматривать камерные погребения, зафиксированные в Болдинской (2), Центральной (2) и Восточной (3) группах, а также в Берёзках (1). В вещевом комплексе скандинавские предметы представлены оружием из Чёрной могилы (два меча, нож, наконечник копья) и Гульбища (меч); женскими украшениями (фрагмент скорлупообразной фибулы) и «поло-сатым» оселком из кургана Безымянный; наборомкостяных фишек для скандинавской игры hnefatafl изЧёрной могилы (рис. 4), включавшим позолоченнуюбронзовую статуэтку держащегося за бороду короля»… «Опираясь на результаты исследований 1983–1985 и 1998–1999 гг., В. П. Коваленко решительно оппонировал версии о Шестовице как о временом, сезонном поселении. По его мнению, Шестовица возникла в последних десятилетиях IX в. какполиэтнический дружинный лагерь, призванный контролировать северянский племенной центр Чер-нигов (Коваленко, 1999; 2001); эти положения былиразвиты далее в серии публикаций с соавторами(Коваленко, Моця, Сытый, 2003; Коваленко, Моця,2006 а; 2006 б; 2010). В дальнейшем варианте интерпретации Шестовица трансформировалась в «лагерь викингов и славян», возникший в конце IX в. на месте сожжённого Олегом северянского поселения;ещё два тотальных пожара исследователь датировалпервой четвертью и концом XI в. (Коваленко, 2009).Количество оборонительных линий городища позже было существенно увеличено, и даже выделенров волынцевского времени, а также ещё один слойпожара укреплений древнерусского периода, на этотраз 912–914 гг., связанный с уничтожением Шестовицы во время гипотетического восстания северянпротив Олега (Коваленко, Ситий, Скороход, 2010).Эта же версия развития Шестовицкого поселения повторена в диссертации В. Н. Скорохода (Скоро-ход, 2011 а)»… «Все 11 погребений могильника с тор-говым инвентарём (фрагментами весов и гирьками)сосредоточены в группе I. Погребения с византийскими импортами – монеты, печать, стеклянныеигральные фигурки (рис. 14), перстни – в группах I(курганы 24, 33, 61, 83, 98, 101) и III (курган 118);шёлк встречен в группах I (курганы 42, 78, 98) и VI(курган 2006 г.). Погребения с гончарными сосуда-ми неюжнорусского облика представлены в курган-ных группах I (курганы 60, 74) и III (курган 122);«северо-западные» сосуды известны и на поселенииподола (Коваленко, Моця, Ситий, Скороход, 2008,рис. 11: 2). Погребения с предметами кочевниче-ского изготовления (сабля и сложносоставный лукс налучьем) также находятся в пойменных группах I(курган 61) и II (курган 110).Ставший знаменитым курган 36 группы I из рас-копок П. И. Смоличева содержал камерное парное погребение мужчины и женщины, сопровождавшееся верховым конём, полным набором вооружения, весовыми гирьками, а также набором ремесленных инструментов. В глазах совершавших погребальный ритуал умерший сочетал в одном лице уважаемого члена общества, воина, купца и ремесленника. Такая комбинация признаков соответствует представлениям никак не о княжеских дружинниках, не о «лучших мужах» городских селений, а об участниках торговых караванов, покрывавших тысячекилометровые расстояния на пути «из варяг в греки» или на восток,вынужденных полагаться на своё личное умение сражаться, чинить корабли, инструменты или одежду. Формирование пойменных курганных группв Шестовице следует рассматривать как следствие временного проживания на подоле участников речных и сухопутных торговых экспедиций, не являвшихся членами Шестовицкой общины, хоронившейсвоих умерших в практически уничтоженной сейчас террасной группе VI.Перспективность новых исследований остатков курганной группы VI ярко продемонстрировали от-крытия в 2006 г. камерного погребения воина с конём(рис. 15; 16), а также женского кремационного погребения 2011 г. с подвесками скандинавского стиля ифрагментами скорлупообразной фибулы (Коваленко,Моця, 2006 а; Коваленко, Моця, Сытый, 2012). Антропологический материал из ингумаций пойменных групп Шестовицы определён суммарно как принадлежащий населению североевропейского происхождения; наиболее близкие показатели из древнерусских могильников демонстрируют могильник Земляного городища Старой Ладоги (Санкина,2000, с. 80–96; Рудич, 2009, с. 19) и Черниговский не-крополь (Долженко, 2011 а, рис. 5; 8; 9). Это заключение, впрочем, справедливо лишь для мужской серии, тогда как женская серия Шестовицы сходна со славянскими сериями Днепровского Левобережья и, в частности, Любеча и Переяславля (Долженко,2011 а, рис. 6; 7; 10; 11).Среди шестовицких курганов несколько преоб- ладают насыпи с кремациями, в половине которых останки по славянскому обряду собраны в урны. В50 курганах никаких следов погребений не обнаружено, почти все эти курганы располагались в распахиваемой части угодий. Можно предположить, чтоони содержали урновые погребения в вершине на-сыпей, которые были полностью уничтожены распашкой. Если «пустые» курганы представляют собой насыпи с разрушенными кремациями, общее соотношение «северных» и «славянских» погребений резко меняется в сторону последних, что делает некорректной распространённую характеристику населения Шестовицкого комплекса как «преимущественно скандинавского»… «Начало функционирования могильника, городища и посада Шестовицы уверенно документируется только для второй четверти Х в. Образование культурного слоя и могильника традиционно немного запаздывают по отношению ко времени основания поселения, но всё же редкость керамических материалов первой половины Х в. и полное отсутствие второй половины IX в. не позволяют предполагать появление Шестовицкого поселения в конце IX в., относя это событие с большей долей вероятности к первой четверти Х в., при том что сооружение укреплений небольшого городища приходится лишь на вторую половину Х в. Шестовица резко контрастирует с Черниговом по количеству найденных предметов торгового инвентаря (Скороход, 2010 а), что не оставляет сомнений в функциях поселения. Сложнее определить, на каком пути и с какой именно целью было создано данное торговое поселение. Обратив внимание на низкую водность Днепра в конце IX – первой половине Х в., Ф. А. Андрощуксчёл функционирование пути «из варяг в греки»в этот период сомнительным, определив для Ше-стовицы роль посредника на восточном Сейминско-Донском пути (Андрощук, 1999). Этой версии противоречит полное отсутствие в комплексах Шестовицы салтовских и волжско-булгарских предметов, крайне низкое число найденных дирхемов,а также наличие византийских импортов Х в. (монеты, печати, экзагий, стеклянные сосуды, перстни,игральные фишки, шёлк; поясные детали, подражающие византийской стилистике декора). Не совсем точно передано и время «высоких порогов» Днепра – согласно геологической шкале, низкая водность реки наблюдалась в период 881–912 гг., тогда как в 912–931 гг. сток Днепра поднялся до коэффициента 1,18 от современного (Швец, 1978, с. 39).Начало свободной навигации по Днепру вряд ли случайно совпало с заключением русско-византийского торгового договора 911 г. Деснянский и Сейминский пути, связывавшие Киев с землями северян и радимичей, приобрели особое значениев экспорте пушнины, воска и мёда – натуральных продуктов, следы обмена которых на другие товары мы вряд ли сможем обнаружить в Шестовице археологическими методами. Шестовицкое поселение поначалу служило удобным местом остановки для экипажей лодок и кораблей, но, расположенное на пересечении сухопутного пути из Вышгорода в Чернигов, быстро превратилось в полифункциональное поселение, на котором производился ремонт судов, собирались транзитные сухопутные и речные караваны, обменивались товарами купцы, занимавшиеся доставкой товаров большими судами по Днепровскому пути, и«мелкооптовые» торговцы, совершавшие поездкина лошадях или лодках выше по течению Десны и Сейма. Вероятно, жизнь постояльцев на подобном поселении регулировалась особыми законами (как позднее на Готском и Немецком дворах в Новгороде), а за постой взималась определённая плата. С ис-полнениями функций финансового контроля и суда, возложенных на главу поселения, связано устройство небольшого укрепления на южном окончании мыса во второй половине Х в. В конце Х в. пойменное поселение и могильник перестали функционировать, что, несомненно, стало следствием ликвидации княжеской администрацией Владимира Святославича всей системы индивидуальной внешней торговли с полной передачей полномочий княжеским городам. Контрольный пункт на городище был упразднён, а Шестовицкое поселение на террасе потеряло основной источник дохода. Расположенное в неудобном для земледелия месте, оно ещё продолжало функционировать до начала XI в., после чего жители переместились не-сколькими километрами севернее, на второе Шестовицкое поселение в урочище Городище…» В Седневском некрополе отмечена высокая доля курганов с погребениями по обряду трупосожжения на стороне и помещением остатков кремации в урне в верхней части насыпи, характерных для северян. Процент подобных курганов здесь – один из наиболее высоких в Черниговском регионе.В то же время Седневский могильник выделяетсяи как памятник с ярко выраженными северными или скандинавскими элементами в погребальном инвентаре, со статусными мужскими украшениями пояса, предметами вооружения и арабскими моне-тами. По количеству подобных находок он уступает лишь Шестовице и Чернигову. Подобный синкретизм культуры, несомненно, обусловлен пограничным положением Сновска. Выше по течению Десны и далее на восток, вглубь роменского ареала, доля древнерусской гончарной посуды на северянских поселениях существеннониже, хотя она составляет ещё заметную часть кера-мического комплекса в Среднем Подесенье (Радичев,Горобово). Продукция древнерусского ремесленногопроизводства, используемая роменским населением, далеко не ограничивалась гончарными сосудами, онавключала также костяные гребни, подковообразные фибулы, поясные украшения, перстни, кресты-тель-ники, топоры, наконечники копий и стрел, железные замки и др. (Григорьев, 2000, рис. 13; 47; 48). Заслуживают внимания также находки предметов скандинавского стиля второй половины Х в. на роменских поселениях (Андрощук, 1999, с. 107–108; рис. 60;Шпилев, 2009) (рис. 19). Распространение такой моды маловероятно вне «дружинного» контекста, что заставляет весьма критически относиться к гипотезео политической самостоятельности северянского союза Посемья (Енуков, 2005). Шестовицкий комплекс выделяется среди памятников Подесенья как торгово-ремесленный центр с необычной для региона концентрацией камерных погребений, погребений с оружием и предметами скандинавского происхождения. В то же время Шестовица значительно уступает Чернигову и Седневу по площади укреплений Х в., по размерам и количеству больших курганных насыпей. За исключением Шестовицы и больших курганов Чернигова, процент погребений с оружием в могильниках Нижнего Подесенья низок (Моця, 1990 а,табл. 2), а сам состав такого вооружения (наконечники стрел, топоры, изредка копья и боевые ножи) соответствует, скорее, статусу ополчения. Несколько расширяют список «престижных маркеров» древнерусской культуры украшения пояса, сумки-ташки, подковообразные фибулы, многочастныекостяные гребни, но количество таких предметов(рис. 13; 18) в могильниках Х в. Черниговщины от-носительно невелико. Поэтому нет оснований говорить о широком распространении здесь «дружинной» культуры и тем более относить все поселенияс курганными могильниками данного периода к«дружинным лагерям» (см.: Бондар, Ситий, 2012).Территория бассейна Нижней Десны, заключённая в условном треугольнике Любеч – Выползов – Седнев, складывается уже в середине Х в. какособый очаг древнерусской культуры, стремительно распространяющийся в конце Х в. на Правобережье и Левобережье Днепра. Характерные элементы этой культуры: городища с открытым посадом и подолом, открытые сельские поселения, гончарная посуда, полуземлянки с печкой глинобитной конструкции,курганные могильники с кремациями на месте и ингумациями в ямах под насыпью.Одна из характерных особенностей культуры региона в середине Х в. – преобладание в могильниках трупосожжений на месте, в то время как обряд северян Днепровского Левобережья подразумевал трупосожжение на стороне с помещением останковв урне на вершине кургана. Расположение урны в верхней части насыпи наиболее достоверно документировано в Любече и Седневе, то есть на памят-никах, где лепная роменская посуда присутствует в слоях и объектах Х в. Хотя северяне, несомненно,представлены среди древнерусского населения ре-иона, археологические материалы дают убедительные свидетельства колонизации Нижнего Подесенья в конце IX – первой половине Х в. пришлыми группами славянского населения, практиковавшими тот же погребальный обряд, что и население,оставившее Гнёздовский могильник. Ещё Д. Я. Самоквасов заметил различия в антропологическом типе погребений в ямах и на уров-не горизонта курганов X–XI вв., правда, соотнося с северянами «круглоголовое», а не «длинноголовое»население. Позже было установлено, что именнороменцы были носителями долихокранного средне-широколицего типа, характерного также для радимичей, дреговичей и части кривичей (Алексеева, 1973;2002; Ефимова, 2002). Этот же тип наблюдается в древнерусских могильниках XI–XII вв. Липового, Любеча, Переяслава, женских сериях Чернигова и Шестовицы, но при наличии в городах заметной примеси долихомезокранного типа, характерного для«полян» Правобережья Днепра (Рудич, 2008; 2009).Общий облик древнерусского населения Нижнего и Среднего Подесенья X–XII вв. по мере накопления антропологического материала сместился ближе ксуммарной серии северян, но остаётся нетождественным ей, свидетельствуя о смешанном характере насе ления и наличии выразительного «правобережного»компонента (Долженко, 2010; 2011а)…После прекращения функционирования в регионе волынцевских памятников в начале IX в.северянское и древнерусское население вторично осваивает свободное пространство. Начиная с рубежа IX–X вв. здесь возникают два опорных центра – Любеч и Чернигов, вокруг которых ко второй четверти Х в. формируется инфраструктура из мелкихгородищ и открытых поселений. Возникновение Шестовицкого торгового поселения не связано с княжеской политикой заселения Подесенья. Этот комплекс уникален для региона по всем основным параметрам и возникает после заключения торгового договора с Византией 911 г. В военизированных купеческих группах, курсирующих по пути «из варяг в греки», преобладали выходцы из Скандинавии, о чём говорят не только материалы Шестовицкого пойменного некрополя, нои отдельные скандинавские находки на самом пути следования в Надпорожье (рис. 20) и устье Днепра(Мельникова, 2001, с. 200–203). «К середине IX в. пустеют бассейны Сулы, Ворсклы и Десны, а северянское население роменской культуры концентрируется в верхнем течении Псла и Посемье. На Правобережье Днепра в основательно разреженный ареал полян выдвигаются носители культуры Луки-Райковецкой, создающие укреплён-ное поселение в Киеве.В конце IX в. территория Киева существенно расширилась за счёт образования Подола и притока новых групп населения, среди которых выделяются носители роменской культуры Днепровского Левобережья. Появление ремесленного посада сопровождалось быстрым вытеснением из обихода лепной посуды и скачком в развитии гончарного производства, положив начало широкому распространению новых керамических форм, ставших одним из наиболее ярких и узнаваемых элементов древнерусской культуры. Материалы курганного некрополя, возникшего в этот период в Верхнем городе, отражают появление новых форм погребального обряда, в том числе призванных подчеркнуть высокий статус умерших (высокие курганные насыпи, погребения в камерах), разнообразных новых влияний в вещевом комплексе (скандинавских, венгерских, «восточных»), маркирующих формирование «дружинной моды». Они свидетельствуют о полиэтничном составе населения Киева, именно с конца IX в. обретающего признаки средневекового города.Картина распространения древнерусских памятников в Среднем Поднепровье конца IX – середины X в., уточнённая с учётом современных данных охронологии керамических комплексов, оказывается несколько неожиданной в контексте традиционных киевоцентрических моделей. Древнерусская колонизация Правобережного Поднепровья конца IX – первой половины X в. привела всего лишь к основанию Вышгорода и Китаевского городища как форпостовКиева, а также Витичева в качестве южного пограничного пункта на Днепре. Основные же усилия Киева по созданию прочного плацдарма государства были направлены в этот период на заселение оставленного северянами ещё в начале IX в. пространства Левобережного Нижнего Подесенья, где возникают Чернигов, Любеч, Сновск, сеть мелких городищи сельских поселений. Одновременно с конца IX в.в бассейнах Средней Десны, Сулы, Псла и Ворсклы появляются цепочки городищ роменской культуры.Основной людской ресурс для заселения Черни-говщины составили северяне и славяне Правобережья Днепра, хотя вероятно также присутствие в составе формирующегося населения отдельных групп кривичей и радимичей. В важных административных и торговых центрах, где располагались княжеские гарнизоны – Чернигове, Шестовице, Сновске, заметную роль играли и выходцы из Скандинавии.Только после окончательного разгрома и покорения древлян в 945–946 гг. начинается древнерус-ская колонизация на Правобережье Днепра, направ- ленная на Овручский кряж, не занятый населениемкультуры Луки-Райковецкой, а в конце Х в. приходит очередь ещё одного пустующего региона на Ле-вобережье – Переяславщины. Принципы переселенческой политики киев-ских князей хорошо описаны летописью для вре-мени правления Владимира Святославича – этонабор «лучших людей» из различных племён с по-следующим расселением их по новообразованным градам нового русского пограничья – по рекам Десне, Остре, Трубеже и Суле на Левобережье Днепра,а также Стугне – на Правобережье. Вырванные из родо-племенных коллективов, переселенцы быстро теряли свои этнографические особенности, усваивая общедревнерусские традиции, распространению которых способствовало массовое появление стандартизированной продукции городского ремесла.Инкорпорация традиционных закрытых общин,наоборот, протекала медленно и находилась в зависимости от скорости их интеграции в ремесленные,сельскохозяйственные и промысловые рынки. Но разрушение родо-племенных коллективов неумолимо наступало в процессе естественного развития ин-ститутов Древнерусского государства: военно-административных (строительство городов-крепостей с гарнизонами на племенных территориях) и феодальных (образование княжеских волостей и боярских уделов с включением или переселением населения в новые территориальные структуры). Летопись выделяет три основные этапа градостроительства Х в. в Среднем Поднепровье, историческая реальность которых находит полное подтверждение в археологическом материале:1. При князе Олеге (882 г. – первая четверть Х в.). К этому времени относится реконструкция Киева ,основание Вышгорода, Чернигова и Любеча, формирование системы древнерусского заселения Нижнего Подесенья; 2. При княгине Ольге (946 – 60-е гг. Х в.). В этот период происходит расширение древнерусской колонизации Правобережного Поднепровья, основание Овруча, Витичева, а также административных центров-погостов на территории Древлянской земли; 3. При Владимире Святославиче (980–1000 гг.).На этом этапе производится масштабное строительство новых крепостей в пограничных зонах, перестройка существующих древнерусских городов и укреплённых племенных центров; происходит формирование древнерусской сельскохозяйственной округи городов. Окончательное включение остатков племен-ных территорий Южной Руси в административную и социально-экономическую структуру государствавыражается археологически в исчезновении роменской культуры на Левобережье Днепра и последних проявлений традиций культуры Луки-Райковецкой в западных южнорусских землях. Происходит это в 30-х гг. XI в., в правление Ярослава Мудрого, с которым Повесть временных лет связывает завершение формирования Древнерусского государства в его политических и этнических границах.» https://www.academia.edu/5028113/%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%8C_%D0%B2_IX_XI_%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%B0%D1%85_%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B0_Rus_in_9th_-_10th_centuries_archaeological_panorama._-_%D0%98%D0%BD-%D1%82_%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%B8_%D0%A0%D0%90%D0%9D_%D0%BE%D1%82%D0%B2._%D1%80%D0%B5%D0%B4._%D0%9D._%D0%90._%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2._%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0_%D0%92%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B4%D0%B0_%D0%94%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8_%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%B0_2012_496_%D1%81 
Таким образом, статус Шестовицкого поселения  и др. также существенно пересмотрены.
3) « Считать, что норманны способны были только на грабежи, а не создание государств — это антинорманизм в чистом виде.))) В конце концов они самостоятельно огосударствились и на исторической родине.   Другой вопрос, что быстрее это происходило там, где они были ближе к средневековым «цивилизациям». Нет, нет, я имел в виду только Восточную Европу, в которой скандинавских торговых поселений было немало, но государств почему-то не возникало.     4) «Не считаю весомым вклад норманнской, равно как и восточнославянской традиций в сложении относительно развитой государственности уровня 11 века.» Согласен, скорее речь идет о предпосылках в виде традиций княжеской власти у славян, с индуцированием примерами из родственной Великой Моравии, воздействиями Византии, Хазарии, и др. 

Ув. Виталий! По поводу личности Святослава. Карамзин ведь не случайно называл его русским Александром Македонским. У них обоих один и тот же психологический/соционический тип (даже близкие варианты типа). Отсюда жажда воевать и покорять. И даже общее желание основать новую столицу вдалеке от старой, там где больше ресурсов и возможностей. Поэтому собственно к «варяжскому происхождению» действия Святослава вряд ли имеют отношение. Ведь не македонское происхождение Александра двигало его на завоевание мира. А само имя Святослава — уже говорит о степени ассимиляции его родителей (хотя я знаю Вашу точку зрения просто о политической целесособразности). Однако, когда речь идет о сыне и наследнике, психологические мотивации здесь гораздо сильнее и глубиннее, чем текущий политический момент. Поэтому имя сына — это вопрос этнокультурного самосознания правителей — хотя они и были Рюриковичи по происхождению. Кроме того, (если это корректная информация), «при первых русских князьях их личная дружина (без призванных «из-за моря варягов», которых при Олеге, Игоре, Святославе, Владимире и Ярославе Мудром регулярно звали для того или иного похода; и без воинов-ополченцев, так называемых «воев» из свободных горожан и сельских жителей) составляла от 200 до 500 человек. Большинство дружинников имело восточнославянское происхождение.  Л. Клейн, Г. Лебедев, В. Назаренко на основании изучения курганного археологического материала заключили, что неславянские воины составляли в княжеской дружине Х в. примерно 27% ее состава. Неславянский контингент составляли выходцы из скандинавских, финно-угорских, лето-литовских, тюркских, иранских этносов. Причем скандинавы-варяги составляли 4-5% от общего числа княжеских дружинников. (Клейн Л., Лебедев Г., Назаренко В. Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения. История связей Скандинавии и России (IX — XX вв.). — Л., 1970. С. 239 -246, 248-251).» http://100.histrf.ru/commanders/svyatoslav-knyaz/ . В общем-то данные по захоронениям и дают искомые 5-6 %. Понятно, что это приводило к быстрой ассимиляции тех, кто выжил в походах. 

Уважаемый Аксель! Прежде всего, я имел в виду дорюриковых норманнов. «То, что мы знаем об обустройстве свой власти Рюриком, вполне напоминает уже сложение протогосударства«. Согласен, напоминает, но именно протогосударство, в его самой ранней форме. Причем, заметьте, даже новгородцы долгое время никак не считали, что они живут в «Руси», особенно в «Новгородско-Ладожской». Для них «Русь» была в Киеве: «поехать в Русь».  Поэтому о государственности времен Рюрика говорить просто преждевременно. посадить «своих людей» на нужных маршрутах и создать несколько торговых городищ (например, 40 норманнов в давно уже существовавшем Сарском городище) — это еще не означает — создать государство. Но вот здесь — действительно новый поворот: «система наместничеств была весьма прогрессивным явлением на фоне существовавших систем правления в Восточной Европе. Вторым интересным явлением было установление наследственного правления, вопреки выборной традиции, характерной для «военной демократии». Откуда он взялся? От западных соседей? И потом, подчинение Рюрику было довольно условным: например, Аскольд и Дир пошли и…ушли…И податей явно не платили…И ряд городов, в которых по летописи якобы сидели пюди Рюрика, возникли позднее. То есть это аберрация. Поэтому гораздо более весомые основания — связывать появление государственности Древней Руси именно с Киевом и Олегом — ввиду начала его системной деятельности по обустройству своей земли, осуществление программы заселения новых поселений именно славянским населением, что хорошо зафиксировано археологически (А. Комар). Подчинение соседних племен. Соперничество с Хазарией. Плюс дальние военные походы и торговля. Это уже качественно иной уровень. Именно поэтому в свое время для этого нового государства  и было предложено название «Киевская Русь». Кроме того, цари славян — у аль-Масуди — это Дир и Олванг (Олег): «Первый из славянских царей есть царь Дира, он имеет обширные города и многие обитаемые страны, мусульманские купцы прибывают в его землю с различного рода товарами. Вслед за ним (Диром), следует царь ал-Олванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение. Он воюет с Румом, франками, лангобардами и другими народами. Войны между ними ведутся с переменным успехом». (Кстати, давно высказано мнение, что возложение Олегом дани на Новгород Киеву и варягам может свидетельствовать и против версии о новгородском княжении Олега: ««Ярославу сущу в новѣгородѣ и оурокомъ дающю . ҂в҃ . гривенъ . ѿ года до года . кыєву . а тысѧщю новѣгородѣ гривенъ раздаваху . и тако даху вси посадницѣ новьгородьстии»; «и оустави варѧгом̑ дань даӕти . ѿ новагорода . т҃ . гривенъ на лѣт . мира дѣлѧ єже до см҃рти Ярославлѧ даӕше варѧгом». См. Полное собрание русских летописей. — Москва, 1962. — Т. 2: Ипатьевская летопись. — Стб. 17, 114—115). Хотя, в общем-то и деяния Олега — были только началом ДР как государства, но уже имели достаточно выраженный государственный почерк, продолженный его преемниками.  И Рюрика никто «царем» кажется не называл… Да и Константин-то пишет о Руси Внешней и Руси Внутренней уже о временах после Олега.

Уважаемый Виталий! 1)  «то есть чужой, некомплементарной к «руси» группировкой, соперничающей с ней?» «Русь как этноним и хороним (ар-Русийа) известна до летописного 882г. и задолго до того времени, с которого археологи предполагают в Киеве административный центр с богатыми погребениями. Соперничество — это внутренние «разборки» русов, о которых еще мало что известно». Конечно, Вы правы. Я имел в виду следующее: Та полиэтничная «русь» варяго-славянская- и др.? «русь» (по К. Михайлову) с центром в Киеве уже значительно отличалась от обособившихся «гнездовских» (даже если они тоже были по названию тоже «русь»), вплоть до изменившегося, «модернового» обряда захоронения элиты. То есть те представляли собой уже некий чуждый, соперничающий клан, вероятно  даже претендовавший на часть торгового потока, а то и на передел влияния и власти. 2) По генетике в Украине. Конечно, там могут быть другие скандинавские субклады. Но даже если мы увеличим для Киевщины-Черниговщины упомянутые полпроцента в три-четыре  раза, все равно получим всего несколько сот, до тысячи человек… То есть порядок чисел практически не меняется. Но это ведь  кумулятивный эффект от всех возможных живших и служивших скандинавов, оставивших свой генетический след на протяжении как минимум 150 лет, а то и более (с конца 9-го по середину 11-го века). Это и воины, и купцы по Днепровскому пути.  А если мы возьмем конкретный интервал присутствия конкретной группы скандинавов — порядка 10-20 лет, например, 900-915 годы, то даже увеличенный вначале процент в 4 раза — например 2% , поделенный на 150:15 = 10, дает всего 0.2 %. И даже все 3,7 % (что неправдоподобно, т. к. 1,5% — готский вклад)- I1 со всеми субкладами у украинцев дадут всего 0,37% ! А от 50 тыс. контролируемого населения это даст всего  185 человек… А от 100 тыс. — 370 человек… И даже возможная апелляция к некоторому оттоку населения после монгольского нашествия мало что меняет по порядку величины. Даже погибшие после взятия монголами Киева были захоронены киевлянами же, не говоря уже про всю Киевщину, Черниговщину, и др. территории более поздней Киеской Руси. Я  еще не учитывал «эффект репродуктивного успеха завоевателей/победителей»,свойственный таким ситуациям. А если вспомнить, что количество воинов в Гнездово, Шестовице и др. оценивается по 60-70 человек, то более нескольких сот собственно варягов (не считая неваряжской части дружины) в Южной Руси мы не найдем. Поэтому при таком малом числе невозможно что-либо эффективно сделать без адаптации/ассимиляции с местным населением и его элитой, принятия его веры, адаптации своих обычаев к его обычаям.

Уважаемый Аксель! «1) А как тогда насчет «угорских», и вообще степных, артефактов в скандинавских захоронениях? Как быть с феноменом, описанным Charlotte Hedenstierna-Jonson, «мода на степное»? Так ведь эти вопросы не ко мне, а к К. Михайлову – это его выводы по камерным захоронениям Киева и др. И не он один отмечает полный микс, особенно в Киеве. А есть еще и моравские артефакты. Никто не может атрибутировать чисто скандинавские могилы в Киеве. И это факт. А он говорит как минимум об ассимиляции/изменении религиозных представлений и обрядности.
2) По генетике: «Это идеи практически в рамках мальтузианской логики. Приблизительно так же, рассуждают обвинители коммунистов в том, что не исполнились прогнозы Меделеева, в 2000 году на территории бывшей РИ не жило 590 млн человек. Демография не столь линейна, как представлялась мальтузианцам.» «Вот получив ответы на эти «простые» вопросы, мы будем иметь хоть отдаленное представление о динамике варяжской компоненты во времена первых князей и её развитии в исторической перспективе. Это не простая линейная функция, как считали мальтузианцы…»   Согласен, нелинейна. Но оценки с точностью до порядка (коэффициент 10) сделать можно. Потому что 590 млн. отличается от 250 млн.  жителей б. СССР всего в два раза, а не в десять. То есть по порядку – Менделееев не ошибся. Большие числа тем и хороши, что можно давать вполне правдоподобные оценки. И даже если мы возьмем 4-5% “скандинавских» I1 -это ситуацию принципиально не изменит.Теперь об оценке населения ДР.  По мнению Ловмянского (Польша) для семьи из 6 человек при двупольной системе необходимо было иметь 22 гектара земли. Для Руси X-XI веков параметр составляет около 3 чел. на 1 кв. км. Соответственно, площадь Киевской и Черниговской областей – 28, 1 + 31,9 = 59 тыс. кв. То есть достижимый максимум – 180 тыс. чел. А для сер. XII века население Киева П. Толочко оценивал ок. 30-50 тыс. чел.Но в начале X -го века конечно население было, конечно, намного меньше. То есть положенные в оценку 50 тыс., да еще в контактной с варягами зоне – это максимум (я еще конечно и завысил). И в самом Киеве в первой трети 10-го века проживало максимум несколько тыс. чел. Отсюда и оценка – несколько сот скандинавов – это максимум из тех, кто оставил генетический след. Погибшие и ушедшие «до того как» не с счет. С Олегом могло прийти около 200 варягов, плюс вспомогательные войска. Плюс местная дружина, оставшаяся служить после переворота/захвата Киева, человек 100-200.  Вот вам и 400 дружинников у «царя русов». Для походов и подчинения соседних земель в рядовые дружинники набираются и обучаются местные кадры – то есть славяне, в глазах которых Киевские князья (не конунги!) – легитимные правители, и они уже поклоняются славянским богам. (И они ставят новые города, и расселяют славянское же население по своей территории). Тем более от Аскольда и Дира эта традиция инкорпорации местных кадров уже возникла. Да и на севере уже Олег наверняка имел дело со славянской дружиной под началом варягов. Если теперь варяги выступают в роли «офицеров», старших дружинников, то 200 варягов в принципе,  могут возглавить подразделения целого войска из 2-4 тыс. чел. а то и больше, при наличии славянских «старшин» над «отроками». И все это – уже «русы». Плюс некоторые возможные пополнения с севера — для походов на Византию и Каспий. Отсюда, кстати, понятны поклонения и клятвы именно славянским богам и на оружии. Против основной массы собственных воинов и собственного населения не попрешь, примешь их веру… Для контроля торгово-транзитных пунктов типа Шестовице, Гнездово, Вышгорода, Выползова, и др. достаточно по 60-70 чел. дружины, как и считается сегодня. Из них варягов – в ряде мест — достаточно нескольких, до 10 чел. . Походы и естественная убыль приводят к замещению части варягов славянскими военачальниками в этой новой дружинной общности – «руси». Выжившая варяжская часть из ближайшего окружения князя становится элитой (боярами), чьи имена фигурируют в договорах, но рядом и славянская элита – не случайно же используется термин «воевода». Дети варягов, в том числе и самих рюриковичей во втором поколении уже получают славянские имена и далее быстро ассимилируются вместе с Рюриковичами в славянском окружении, становясь воинами и элитой нового славянского государства  с династией варяжского происхождения, и уже наемной (по давно сложившейся практике) варяжской части дружины. С ними еще общаются на скандинавском языке, который не забыт в силу регулярных контактов. Однако со славянскими поддаными давно общаются на древнерусском языке. Это конечно схематический сценарий, но он следует как из факторного анализа, так и из ряда данных, и ничему не противоречит.

Ув. Виталий! Еще следует учесть и эффект репродуктивного успеха. Например, у варягов была не одна, а скорее всего несколько, в общем — множество наложниц/случайных связей, плюс жены. То есть один варяг оставлял как минимум несколько, а то и более потомков. И это компенсирует или даже превышает коэффициент снижения концентрации искомой галогруппы при перемешивании населения на территории вне контактной зоны. Поэтому предыдущие оценки остаются в силе. Кроме того, что в местах концентрации скандинавов все равно в большинстве случаев (может быть Смоленская область — исключение, но есть ведь и другие места, например Черниговщина, Киевщина, и др.), должны оставаться всплески повышенной концентрации их субкладов, хотя и размытые военными, миграционными, и иными процессами.

Приветствую, Аксель! 1) Могилы конечно камерные, но летописцы к сожалению,  никаких скандинавских богов на «Руси» и у «руси» к не знают в принципе. К. Михайлов говорит про аналогии со Скандинавией, но отмечает полиэтничность общности «русь», выработавшей для себя новый обряд захоронения в новых условиях жизни.  А в летописях отмечают только славянских богов — в упоминании при заключении договоров.  А у Владимира — и иранского происхождения… Или тогда мы и клятвы на оружии должны помножить на ноль. Иначе одну часть клятвы признаем, а первую — нет? Я уж не говорю про славянские «воевода» и «полюдие», сообщаемые КБ. То есть опять-таки нет никаких проблем говорить о синтезе скандинавской обрядности со славянской религией и богами. 2) «Но для демографии оценки порядка едва ли приемлемы. 100 000 и 900 000 это один порядок, но значения крайне разные. » Оценки показывают границы реально возможного. В этом — они часть научной методологии. Потому что 200 или 1000, или 1500 чел.  в славянском море из сотни тысяч  человек одинаково малы - со всеми вытекающими отсюда биологическими, социальными, демографическими, этнокультурными, политическими, и прочими следствиями. Тем более немногочисленность скандинавов (всего по несколько десятков, и не факт, что все воины «русь» — скандинавы)  на известных городищах подтверждается археологически. http://gnezdovo.com/wp-content/uploads/2015/12/%D0%A4%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%81%D0%BE%D0%B2_%D0%94%D1%80%D1%83%D0%B6%D0%B8%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F-%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D1%83%D1%80%D0%B0-%D0%94%D0%A0.pdf 3) «Даже Летописец списка Мациевича пишет об очень маленьком Киеве. Разрастание Киева происходит только во второй трети века«. Согласен. Тогда же, в начале 930-х  появляются камерные могилы и самые первые скандинавские артефакты-украшения. И заметьте — только через 20 лет после первых договоров Олега с Византией. Но в оценочных расчетах это ничего не меняет.  4) «Нуу, всеж несколько преувеличенное мнение об «озабоченности» варягов, навеянное известиями о жизни конунгов и явно сказочно-раздутыми сообщениями арабов«.  Я не имел в виду постоянных наложниц, а тем более — гаремы. Однако женщин, девушек  молодые и сильные мужчины не чурались — называть их наложницами, временными или постоянными, или как еще — дело другое. У молодых мужчин всегда были и есть вполне понятные потребности.  (Ср. : «Жизнь в уездном городе начинается тогда, когда в него приходят гусары…» ) . Тем более источники пишут про девушек русов. А сколько таких связей было у молодого воина или торговца — можно только догадываться. Несколько как минимум. И так на протяжении 150 лет. А все это и дает вклад в распространение «скандинавских» гаплогрупп. И опять-таки, я пошел навстречу, и сделал максимальные оценки, как будто все 4-5 процентов — скандинавского происхождения.  Но принципиально картины это не меняет. (Как говорят украинцы — «І шо воно, помогло? - Аж ніяк!» ).  5) Я не понял Вашего замечания насчет сообщения А. Пауля: «Касаемо Гестимусла и Рорика, Пауль и интересно пишет(хотя тут он ошибся, смерть Гестимусла датируется 844 годом, как по Фульдским, так и по Ксантенским), но он делает неправильную увязку, не обращая внимание на ошибку Ксантенского хрониста, назвавшего хорошо известного датского конунга Хорика(правил в 813-854 гг) — Рориком…» Почему мы не можем как одну из гипотез рассматривать связи Южной Балтики с Новгородом и окрестностями (установленные археологически) и ободритского Гостомысла в контексте Гостомысла Иоакимовской летописи в связке с Рюриком, при том, что Рюриков/Рориков в Европе было хоть пруд пруди? И по времени также очень близко…  

Уважаемый Аксель! » На размывание франко-нормандской культуры в Англии ушла пара столетий, хотя феодальная верхушка франко-нормандцев едва составляла несколько сот человек с группой нормандских, французских и бретонских солдат, наемников и прислуги численностью 7-8 тысяч, для населения Англии в 1,3 миллиона(минимальная оценка по переписи Книги Страшного Суда 1085-86гг, максимальная оценка 2 млн) были меньше капли в море. Если даже максимально поднять франко-нормандскую составляющую до 30 000, с учетом переселившихся из всей Северной Франции и Фландрии, это и то будет ни о чем. При этом, даже единоверие и очень схожая социальная структура не способствовали быстрому размыванию. « Так ведь и я именно об этом! Именно поэтому полная амнезия древнерусских источников про «скандинавские обычаи» «скандинавской династии», скандинавских богов» даже при Владимире Святославовиче, ставившего  только славяно-иранских идолов и имевшего в дружине скандинавов-наемников, говорит о полной неадекватности сценария норманнского двора и норманнской элиты ДР этого времени. Можно  вспомнить славянские имена сыновей Свенельда. Воспитанием Владимира, вероятно, занимался дядя по матери воевода Добрыня, — в обычаях Руси было делом привычным доверять воспитание наследников старшим дружинникам.  А Добрыня, ставивший идола Перуна в Новгороде — воевода Владимира I Святославича, брат матери его Малуши, вероятно, сын Малка Любечанина Мстиши-Люта (Мстислава Лютого) Свенельдича. И это скандинав? Факты просто вопиют о смешанном составе дружины и ранней ассимиляции Рюриковичей в славянской среде.  И мы же знаем о появлении даже не одного, а трех славянских имен княжеского рода в Договоре Игоря 944 года. А древнерусская  колонизационная политика заселения территории Киевщины, Нижнего Подесенья и др. со времен Олега проводилась силами  славянского, а не какого-то иного населения. То есть по факту княжеская власть выступала как формирователь государства со славянским населением.  Они не заселяли эти земли норманнами. Поэтому наличие 200-300 норманнов в управлении и дружине Олега-Игоря не может изменить детерминанты  исторического развития, поскольку они достаточно быстро славянизировались — во втором-третьем поколениях. Более поздние варяги — уже были просто наемниками. А еще были купцы и их окружение. Но все это давало кумулятивный (в отличие от Англии  и др.) вклад в генофонд от временно пребывавших  на протяжении минимум 150 лет. Кстати, насчет возможного генетического вклада только Владимира: «Был же Владимир побеждён похотью, и были у него жёны […], а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц». То есть, сколько потомков оставил он один, да еще наверняка покровительствуя  им позднее, что способствовало их общему репродуктивному успеху? Весьма весомый вклад в имеюшиеся 4-5%. Так что учет всех этих поздних и кумулятивных вкладов плюс ранняя славянизация, плюс малое число варягов в составе дружин на городищах, не позволяют говорить о большом числе осевших скандинавов при Олеге-Игоре. Это всего лишь несколько сотен максимум.

Уважаемый Аксель! 1) » Следовательно, современное понимание этноса мало соответствует той реальной ситуации, которая могла встречаться в первобытности (в свое время я связал такую ситуацию с «протоэтносом» [Шнирельман, 1982, c. 83—109], но, исходя из современных установок, ее правильнее называть безэтнической).  Поэтому у меня большие сомнения в том, что мы вообще можем говорить об этничности и этнических предках для ранних эпох – первобытности, античности или раннего средневековья. Я говорил об этом на конференции в Махачкале в 1997 году [Шнирельман, 1997, с. 9—11], а также на заседании Ученого совета Института археологии РАН 3 июня 2005 года.» Это, конечно, хорошо бы, если «без Россий, без Латвий, жить единым человечьим общежитьем!» Но... Мне, к сожалению, не довелось дискутировать на эту тему с Виктором Александровичем Шнирельманом, но я говорю на конференциях и в публикациях  с 1989 года о другой концепции, поддерживаемой и развиваемой рядом авторов, давно изучаемой в университетах, и соответствующей наблюдаемой реальности: у любой целостной неслучайной группы людей вырабатывается общий согласованный комплекс поведения. Его структуру можно моделировать, используя понятия интегрального  психоинформационного типа коллектива или социума http://socionic.info/ru/t/as598.html#top , http://socionic.info/ru/t/as599.html#top , http://socionic.info/ru/t/as2-598.html#top . И даже в менеджменте есть аналогичное понятие — «корпоративная культура», особенно культивируемая  в больших организациях. Все племена/племенные группы имеют свои отличия не только в языке, но и в тех самых аспектах поведения, культуры, в т. ч. и бытовой, которые усваиваются обычно с детства. Если сторонний человек попадает в иной микро- или макросоциум, он вынужден подстраиваться, адаптироваться в нем. И европейцы, попавшие к индейцам, например (они становились членами племени, обзаводились семьями, и др…) И особенно женщины, покидавшие свои общины, или завоеванные победителями. «С волками жить — по волчьи выть!» - гласит народная пословица. Отменяет ли это наличие этнических черт? Никоим образом (по украински — «Аж ніяк!»). У каждого племени свои стрелы, луки, татуировки, раскраски, обычаи, тотемы и др. Собственно скифы тем и отличаются от сарматов, что их почему-то зовут скифами и таки-да, почему-то отличают от тех же сарматов. То есть даже название кодирует различие и особенности этнокультурного поведения. Поэтому я считаю принципиальным заблуждением отказ от понятия этнических особенностей и этносов для древних народов (а они кто тогда?). « В частности, в традиционных обществах идентичность могла опираться даже на хозяйственно- культурный тип [Шнирельман, 1992, с. 208—233]. Если связывать этнос, прежде всего с лояльностью языку и культуре, как в наше время часто и происходит, то в первобытности первостепенное значение имело социальное родство, то есть социальное пространство определялось родственными или псевдородственными отношениями, перед которыми все остальные параметры не представлялись сколько-нибудь важными. В соответствии с этим, в силу брачных норм переселяясь в другую общину, человек мог сменить и язык, и культуру! Это не представляло особых трудностей из-за распространенности билингвизма и бикультурализма.»  Замечу, однако, что  «социальное пространство» уже является структурированным в рамках некоей культуры некоторой сложившейся этно-государственной общности. Поэтому выводы об безэтничности в древности — это реминесценции марксистского экономического понимания общества в сочетании с приматом деления на классы и классовой борьбы. (Следствием чего была, например, концепция возникновения  советского человека: «В СССР сложилась новая историческая общность людей различных национальностей, имеющих общие характерные черты,— советский народ. Они имеют общую социалистическую Родину — СССР, общую экономическую базу — социалистическое хозяйство, общую социально-классовую структуру, общее мировоззрение — марксизм-ленинизм, общую цель — построение коммунизма, много общих черт в духовном облике, в психологии. — Н. С. Хрущёв). И вот простое доказательство ошибочности такой точки зрения. Депортацию и переселение народов первым придумал не Сталин, а широко практиковали, например, в Ассирии, ок. 2700 лет назад. Для чего — да для того, чтобы снивелировать те самые этнические различия, которые были потенциальной угрозой государству и превратить в лояльных жителей империи. «Переселение было массовым; в масштабах, не виданных ранее в истории. Так, например, Тиглатпалассар III после одного из своих походов переселил в Ассирию 154 тысячи человек, другой ассирийский царь — Саргон II — переселил 90 тысяч человек, а дед Ашшурбанипала Санхериб — более 200 тысяч человек. Это за один лишь военный поход. Среди многочисленных барельефов, которыми украшались стены дворцов, мы видим реалистические изображения, рисующие угон и массовое переселение жителей. Вот тянутся одна за одной повозки, гружённые домашним скарбом, бредут стада, погоняемые пастухами, плетутся уставшие, измождённые женщины и дети. Путь — бесконечно длинный и утомительный, в дороге предстоит пробыть, может быть не одну неделю. Сотни и тысячи, вероятно, погибнут в пути от болезней, голода и жажды. Но остальные будут водворены на новые места, и подрастающее поколение забудет язык и обычаи своих отцов, превратится в ассирийцев, будет верой и правдой служить завоевателям, предавшим огню и мечу очаги их предков» . http://nauka.bible.com.ua/gods/g2-01.htm#ss8 . Так что изменить этнокультурные особенности целого народа весьма непросто. Если этносов не было, то и переселять с таким насилием было незачем.  Другие  примеры — распады СССР, Югославии, Чехословакии, и объединение Восточной и Западной Германии как разделенного единого народа с разными хозяйственно-культурными типами (социалистическим и капиталистическим).Теорема доказана. И почему-то древние евреи жили в окружении «родственных» ханаанеян, но так и не ассимилировались ими, как впрочем и в Вавилоне… А, например, два славянских народа — чехи и словаки ввиду своих различий провели по-видимому самый цивилизованный развод в истории — два народа мирно разделили страну, территорию и имущество, и никаких претензий друг к другу не имеют. 
2) Процессы ассимиляции народов/племен ДР хорошо прослеживают археологи, говоря о распространении именно древнерусской культуры вместо локальных культур, типа Луки-Райковецкой, и др. Но это же не норманнская/скандинавская культура, особенно керамика и т. п.  3) Совершенно не случайно Е.Н.Носов, раскапывающий именно Рюриково городище, пишет: . «Однако как только поток серебряной монеты хлынул в Восточную Европу, варяжские группы стали проникать вглубь территории по основным водным магистралям, стремясь поставить их под свой контроль и доминировать на рынках сбыта серебра, пушнины и рабов. Для того чтобы всё это увенчалось успехом, им было необходимо интегрироваться в состав местного общества, прежде всего в его социальные верхи (Noonan, 1998б, p.321–348)». http://archaeolog.ru/media/books_2012/Rus_2012_redu.pdf . То есть процессы ассимиляции норманнов/варягов начинались неизбежно, как только они волей-неволей погружались в славянскую среду. Потому у них уже во втором поколении после прихода в Киев у детей князей и воевод  появляются славянские имена. Поэтому и возникла давно гипотеза, что Ольга была славянского происхождения. Или Игорь вырос уже в преимущественно славянской среде (это уже моя гипотеза на основании факторного и психоэтнологического анализа: без согласия отца (с его соответствующим этнокультурным комплексом) дать имя чужого народа наследнику — проблематично. И в этом нет ничего удивительного. И уже второе-третье поколения себя ощущали как общность «русь» — которая по факту была славянизирована. Но и в силу торговых путей и др.  — потомки пришедших варягов сохраняли и язык для общения с теми же варягами-наемниками, партнерами, и др. Но кстати и наемники выучивали древнерусский язык для службы киевским князьям — и это не было для них проблемой. Ну а говорить, что славяне-новгородцы были варягами или их родственниками — просто несерьезно, разве что в рамках теории балто-славянских варягов… Но за 100 лет взаимодействия с варягами у тех же новгородцев неизбежно выработались привычки/обычаи или стереотипы решения ряда проблем. Иначе это уже reductio ad absurdum (как логический приём, которым доказывается несостоятельность какого-нибудь мнения таким образом, что или в нём самом, или же в вытекающих из него следствиях обнаруживается противоречие). То есть как только на основании увеличения доли камерных могил и др. скандинавоподобных артефактов в середине-второй половине 10-го века на территории ДР делается вывод об усилении норманнской экспансии/колонизации, и др. — это сразу приводит к абсурду, поскольку источников и фактов о именно русском, прежде всего славянском характере культуры, населения и давно ославяненных русских князьях (вероятно скандинавского) происхождения — уже предостаточно, включая явно наемнический характер варяжской части их дружин. 

Приветствую, Аксель!  1)

А ведь у скандинавов татуировок не было!

«А кто сказал???))» Сказал Храундал. А обратил внимание на его работу Сергей Беззаконов: 07.07.2016 в 16:07 : «в своей диссертации исландский историк высказывает сомнения в том, что имя русь происходит от roþz- ruotsi, и потому что он высказывает сомнения в том, что гора Рус в сообщении Харизми имеет отношение к руси, и потому  что он сомневается в том, что описанный Иб Фадланом погребальный обряд русов  полностью соответствует скандинавской погребальной обрядности, Храундал находит в обряде черты присущие тюркской погребальной обрядности, и потому что привычка наносить таутировки на тело у скандинавов пока не подтвержадется.  Храундал, к слову сказать, уделяет огромное внимание скандинаво-тюркским контактам и указывает на значительный тюркский (булгарский), хазарский (салтовский) материал найденный в Скандинавии. » Вообще-то мне всегда казалось странным это описание татуировок русов, если они скандинавы :  «И от края ногтей иного из них [русов] до его шеи [имеется] собрание деревьев, изображений [картинок] и тому подобного. А что касается их женщин, то на [каждой] их груди прикреплена коробочка, или из железа, или из серебра, или из меди, или из золота, или из дерева в соответствии с размерами [денежных] средств их мужей.»  И у скандинавских «болотных людей» ничего такого, кажется, нет.
2) Что касается названия «русь», то я и не говорю о его славянском происхождении, а фокус в другом — в том, что уже арабы в первой трети 9-го века  «русов» — именно  в славянской огласовке, как и сто лет спустя. И это уже самоназвание, которое хорошо известно. А Баварский географ — знает «Ruzzi» — тогда же. И получается, что либо это скандинавы, воспринявшие местное название — то есть осевшие и частично ассимилировавшиеся, например, на севере СМК, и по соседству с Хазарией, либо это вообще другой народ — связанный с Причерноморьем, название которого наложилось на варягов Олега-Игоря. И действительно, как скандинавы могли сотнями кораблей в 960 г. нападать из ВЕ на Византию? Откуда у них был такой ресурс и где были их базы? ведь археологически ничего такого не  просматривается. А в Причерноморье — вполне могли быть. Например, Прикубанье, или — частично — Крым. Кстати, О. Трубачев указывает на целый ряд вариантов происхождения «рус» их индо-иранской среды, не обязательно от роксолан. Тем более он опирается на целый ряд древних южных топонимов, в т. ч. крымских: «Парадоксальность ситуации довершает то обстоятельство, что в ономастике (топонимии, этнонимии) Приазовья и Крыма испокон веков наличествуют названия с корнем Рос-. Мы не раз еще будем возвращаться к ним. Научная литература не обошла их своим вниманием, напротив, удачно уловила в них «демотическую топонимику, скрытую от нас отсутствием источников»24, хронологическую связь этой номенклатуры с однородным этносом, заселявшим во второй половине I тысячелетия н. э. не только Крым, но и Подонье, и Приазовье 25. Они, эти росы, были опытными мореходами, и тут вновь встает вопрос об авторстве опустошительных морских походов на Амастриду и Константинополь около IX века (русы-славяне, русы-варяги или – какие-то «третьи» русы-росы?). Они имели влияние и известность в Северном Причерноморье, и это относилось не только к знавшим их византийцам, но и к днепровским славянам, что могло бы уже априори уменьшить сомнения Шахматова, приведенные выше, но трактовавшие, правда, о несколько ином предмете – влиянии славянской Руси Приазовья (в духе Пархоменко) на славянскую Русь Поднепровья... Есть сведения о некоем городе Русия и в Крыму (ал-Идриси, XII в.)113, но особенно упорно повторяются известия об острове Русия (ар-Русийа) у Ибн Русте (Ибн Даста), начало Х века, аналогично — у ал-Мукаддаси114. Речь явно ведется не об одном или двух городах, географическую привязку которых к Керченскому проливу вряд ли можно оспорить (ср. выше греческую запись ‘Ρωσ?α), хотя подобные попытки предпринимаются в современной литературе беспрестанно. По-видимому, о том же самом географическом объекте говорится в сочинениях ранних восточных географов как об острове русов, острове нездоровом, сыром, покрытом зарослями, расположенном среди маленького моря, ср. и поучительное указание Димашки, что русы населяют острова в море Майотис115. Море Майотис — это Меотида, Азовское море, а острова в полном смысле слова на этом море, у его южных берегов, — это участки низменной, сырой земли, разрезанные рукавами кубанской дельты. Это была целая своеобразная страна, правда, достаточно обозримая, небольшая по размерам. В частности, интерес представляет точная топографическая деталь, сообщаемая, например, у Ибн Русте, где говорится о русах, живущих на острове длиной в три дня пути116. Три дня пути — это расстояние не больше 90—100 км. При взгляде на карту, с учетом элементарной топографической реконструкции (река Кубань до XIX века еще впадала одним рукавом в Черное море, позднее сменив этот рукав на азовское русло), мы отчетливо можем представить себе этот древний островной участок суши, ограниченный старым (черноморским) руслом Кубани на западе и другим важным ее рукавом — Протокой на востоке (вспомним, что именно там был расположен Копыль = *Utkanda). И длина этого острова как раз примерно будет соответствовать 90-100 км, то есть трехдневному пути по восточным географам. Страна древних русов располагалась в кубанских плавнях, где когда-то были земли античных синдомеотских племен — дандариев и собственно синдов…Начнем с того, что на Севере, даже на русском, новгородском Севере имя Русь было распространено слабо и прижилось уже на глазах письменной истории, что уже априори, кстати, делает сомнительным попытки исконнорусской этимологии Русь < Руса, Старая Руса, Неруса, русло или, скажем, русый — «светлый, светловолосый»130. Но интересно далее то, что и балты, жившие южнее новгородских словен, тоже долго не знали «этого общего наименования восточных славян»131.
Наш острый интерес вызывает упомянутая проблема ранних датировок имени Русь. Дело в том, что его датировка имеет неуклонную тенденцию к удревнению именно на Юге. Обычно «первое не вызывающее сомнений упоминание» связывают с IX веком, указывая прежде всего дошедшее до нас коротенькое сочинение анонимного Баварского географа132. Возьмем тот факт, что в этом достаточно своеобразном «Описании городов по северному берегу Дуная»133 четко названы Ruzzi, собственно, латинский плюраль «русы», причем названы в недвусмысленном контексте, по соседству с хазарами (Caziri), что как бы возвращает нас в Приазовье и Подонье, туда, где, по Идриси (XII век), была какая-то особая «Русь-тюрк», скорее всего, полиэтничная и генетически не славянская, но с перспективой постепенной славянизации, усвоения собственно славянской Русью. Другое, еще более знаменитое, упоминание росов, Руси IX века принадлежит так называемым Вертинским анналам под 839 годом134; этого известия, одного из краеугольных столпов варяжского (норманского) вопроса, мы коснемся ниже специально. Примерно серединой того же века датируют известия о набегах с моря на Византию «варваров Рос» с их таврской ксеноктонией (обычаем убивать чужеземцев)135. Нет достаточных оснований связывать этот «информационный взрыв» известий о племени Рус, Рос IX века с активностью северных германцев в том же и последующих веках. Здесь отметим прежде всего, что, например, последнее известие из византийского жития св. Георгия Амастридского слишком уж явно тяготеет к характерной выделенной нами выше зоне, охватывающей часть побережий Приазовья и Причерноморья. Именно здесь выявляются дальнейшие перспективы не только этнической привязки, но и значительно более глубокого удревнения и в целом — формального разнообразия соответствующих свидетельств, а также раскрытия, прочтения их этимологического значения… я позволю себе ограничиться здесь обобщенной ссылкой на эту рукопись под названием «INDOARICA в Северном Причерноморье»): *Roka-/*Rauka-, сюда относятся Rocas/Rogas, народ у Черного моря, по Иордану (см. об этом выше), с вскрываемым на индоарийской (праиндийской) языковой почве нарицательным значением «светлый, белый», ср. древнеиндийское rокá- «свет»; *Roka-ba-/ *Ruka-ba-, в общем сюда же, название местности по Нижнему Днепру; *Ruk-osta- /*Ruk-usta- «светлое устье», откуда Уркýста, Рýкуста, деревня в Юго-Западном Крыму, ср. др.-инд. ruk- «свет, блеск», óstha- «губы, уста»; *Ruksa-tar-/*Rossa-tar- «белый берег», откуда Rosso Tar, место на западном берегу Крыма в средние века, ср. др.-инд. ruksá- «блестящий», здесь — с весьма заметным диалектным упрощением ks>ss; *Ruksi- в составе племенного названия ‘Ρευξιναλο? (декрет Диофанта, II в. до н. э., место действия — Таврика) интересно как своей формой на-i, с потенциальным дальнейшим развитием *Ruksi->*Russi-, весьма знаменательным для нас, так и глубокой хронологией; в относительной близости расположены кучно, на восточном берегу Боспора Киммерийского (Керченского пролива), записанные Птолемеем (II в н. э.) и писателем уже раннего византийского времени Стефаном Византийским, — города Koρovσ?a, Γ?ρoυσα, ‘Aστερουσ?α, в нашей догреческой реконструкции — *Ko-rusia, *Ge-rusa, *Asta-rusia, все — с значащим компонентом *Rusa, *Rusia в составе, тождество которого с местным же городом ‘Ρωσ?α (о нем — выше), как и со всем приведенным выше рядом наших цветообозначений, нельзя не видеть. Таким образом, упоминание сирийским автором VI века Захарией Ритором где-то к северу от Кавказа, близ Дона, народа рос136 имеет под собой довольно реальную почву. Именно на этой почве оказалось возможным осмысление библейского «Рош» (Иез. XXXIX, 1) как псевдоэтнонима. Таким образом, не один IХ-ый век, но практически все 1-е тысячелетие оказывается довольно равномерно заполнено свидетельствами нашей корневой группы. Индоарийская языковая принадлежность этих свидетельств для нас довольно очевидна: иранская форма от *rauka- /*ruk- выглядела бы иначе — rux- (оставляем здесь в стороне другие, словообразовательные, отличия иранского продолжения этого общего индоевропейского корня *leuk- «свет, светить, белый»). Мы отмечаем все это здесь специально, поскольку в умах и писаниях наших историков все еще бродит альтернативное предание о скифо-сарматском (то есть иранском) происхождении слова Русь, лишенное, как я думаю, лингвистической опоры…Так, с нашей точки зрения, указанное осмысление местного индоарийского *russa- «светлый, белый» как греческого Χρυσ? представлено еще у греческого писателя Евсевия, умершего в 1-ой половине IV века. Область под таким названием упоминается у него в ряду народов и стран северного Понта и Кавказа: … ‘εν πασι τοι?ς ?εξ αρτικω? μερω?ν του? Π?ντου ‘?θνεσι, κα? ?λη τη? ‘Αλαν?α κα? ‘Αλβαν?α και ‘Ωτηνη? και Σανν?α και ‘?ν Χρυσ?…137. Интересно, что греки помнилизначение нашего туземного северопонтийского названия *ru(s)sa-. To, что дело не ограничивалось его глухим отражением в виде «греческого» Χρυσ?, Χρυσòς Λεγομενος, хорошо видно по территориальному совпадению хотя бы Χρυσòς Λεγομενος и чисто греческого обозначения Λευκη ακτη «белый берег». Но помнили о значении туземного названия и люди древней, собственно Киевской Руси, как о том нам ярко свидетельствует древнерусское обозначение устья Днепра — Б?лобережье. Мотив его называния белым не в том, что «тут на поверхню виходять вапняки». . .138. Я давно уже думаю об отражении здесь, то есть в Белобережье, Χρυσòς Λεγομενος, туземном Rossa Tar (буквально «белый берег») древней местной традиции называть Северное Причерноморье «Белой, Светлой стороной», о чем уже писал139..Опуская здесь целиком свою попытку осмысления Русь, *Ruksi, *Russi в духе пространственной (географической) ориентации — «белая» в смысле «западная (сторона)»140, я бы выделил в связи с только что сказанным показавшееся мне остроумным наблюдение Б. А. Рыбакова, который увидел разительное сходство между употреблением титула свет-малик«свет-царь» у южных русов Ибн-Русте качала Х века и троекратным упоминанием светлых князей в договоре Руси с греками 911 года, то есть практически того же времени141. Оценку важности этого случая можно даже усилить, указав на то, что в третьем примере такого рода в договоре Олега (1. иже послани от Олга, великого князя Рускаго, и от вс?х, иже суть под рукою’ его, св?тлых и великих князь… 2… от сущих подъ рукою наших князь св?тлых… 3. ко княземъ нашим св?тлым рускым… )142,мы видим замечательное соседство св?тлым рускым, которое еще сохраняет характер глоссового осмысления, перевода: рускыи = св?тлыи.А то, что традиции понимания значения Русь «светлая сторона» сохранялась очень долго, до нашего времени, не только вполне возможно, но и заслуживало бы выявления и специального изучения, как этот далевский народный пример русь «(белый) свет» (Даль IV, 114)143.
Если в Приазовье, действительно, имеет место «этническое скопление «белых»»144, то его отражения и продолжения, с большой долей вероятности, простирались и дальше, на север, в аланизированный регион, где они могут выступать в аланизированной форме, например, название Rochouasco в Орозии короля Альфреда (IX в.): «И эта река Данай течет оттуда на юг, на запад от алтарей Александра, в [землю] народа Рохоуасков»145. Rochouasco — это, по-видимому, не роксоланы, вопреки Г. Лябуде и В. И. Матузовой, скорее всего это иной реликт, причем — не на верхнем Дону (Рохоуаско находится на юг, по течению реки Данай-Дон, см. выше), а в той важной излучине этой реки, где был Саркел/Белая Вежа. В этом контексте Rochouasco читается нами как *ruk-vaska- «белый дом» и вполне может идентифицироваться как индоарийский (меотский, иксоматский, на Дону) реликт, позднее отраженный, калькированный тюркским (хазарским) Саркел и древнерусским Б?лая В?жа «белый дом». Ср. др.-инд. ruk-»блеск» (здесь — в аланизированной форме, с аспирацией: rux-), v?sá- «жилье».
Таким образом, Русь имеет хорошую привязку, максимально древнюю хронологию и получает осмысленную этимологию (прочтение первоначального значения) именно на Юге… Прицак теряется в догадках, «почему Адальберт… спутал… ее (Руси. — О. Т.) народ с древнескандинавскими ругами», явно недооценивая ученость епископа, который отнюдь не «путал», а лишь изящно переносил название народа ближнего на отдаленный. Точно так же греки якобы «путали» с русами тавроскифов: ученая традиция (или мода), идущая обычно вослед расширению ближней ойкумены. При этом этнические названия обычно переносились по направлению с юга на север и с запада на восток, в общем — путем, которым шла и христианизация Европы. Вот и весь секрет ругов. Почти все остальное, что еще утверждает о них Прицак, пожалуй, столь же абсурдно. А он выстраивает целый ряд *Ruti> *Rudi>*Rugi, необходимый ему, чтобы увязать их с рутенами. Но дело в том, что и имя Ruteni, обозначавшее первоначально кельтское племя в Аквитании (юг Франции)155, было в латинской литературе средневекового Запада также употреблено о Руси (XI в.), и эта радиация просуществовала почти до середины ХХ-го века, ср. нем. Weiβ-ruthenien — о Белоруссии. Мы не станем дальше развивать здесь эту продуктивную тему, для нас важнее показать беспочвенность громоздкого построения Прицака, будто названия Russ-/Rus- оказались перенесены в Восточную Европу «рутено-фризско-норманской торговой компанией»… Из всего нашего предыдущего изложения ясно, что вторичные европейские литературные традиции лишь наслаивались на созвучные самобытные и эндемичные для Юга Восточной Европы звукокомплексы типа *rus- «белая сторона», попавшего своими путями и в письменность Востока (араб. ar-Rus и др.). Чтобы закрепить прозвучавший выше тезис о вторичном ученом переносе некоторых этнических названий из более южных в более северные части Европы, добавим такой пример, который мы по сей день активно употребляем в своей речи. Это прилагательное датский, которое сейчас преспокойно воспринимается как «производное» от Дания, тогда как на самом деле датский, а точнее — дацкий, образовано от названия южной, карпатской страны римского времени Дакия (лат. Dacia, Datia) и первоначально могло означать только «дакский», а на скандинавскую страну Данию перенесено лишь впоследствии156, ср. совершенно аналогичное, хотя и более эфемерное, употребление названия римской приальпийской провинции Noricum и ее населения — Nоrici применительно к Норвегии и норвежцам. Именно в эту модель расширительного, переносного употребления укладываются рассмотренные выше рутены и ругии. Подобные переносы с севера на юг нам неизвестны да они и противоречили бы магистральному направлению исторического развития. Точно так же — с Юга на Север — была перенесена и расширительно употреблена Русь северопонтийская, таврическая, придонская, приазовская — на Русь славянскую, в том числе днепровскую, и так — вплоть до «Руси» варяжской, о чем мы еще будем говорить…» http://yakov.works/libr_min/19_t/ru/bachev2.htm

Уважаемый Аксель! 1)»Откуда известно, что арабы знали русов в 1 трети 1Х века и еще в славянской огласовке?»  Я неточно выразился, речь идет о сообщении   Ибн Хордадбеха, 840-850 г. ««Если говорить о купцах ар-Рус, то эти из славян. Они доставляют заячьи шкурки, шкурки чёрных лисиц и мечи от самых отдалённых славян к Румийскому морю. Владетель ар-Рума берёт с них десятину. Если они сплавляются от славян по реке Танис, то проезжают Хамлидж, город хазар. Их владетель также берёт с них десятину. Затем они отправляются по морю Джурджан и высаживаются на любом берегу… Иногда они везут товары от Джурджана до Багдада на верблюдах. Переводчиками у них славянские слуги-евнухи. Они утверждают, что они христиане и платят мусульманам подушную подать». Самый простой вопрос — откуда у арабов уже тогда термин «рус», уже прошедший все предполагаемые трансформации и ставший самоназванием, или общеизвестным названием?
2)  Аль-Масуди: «Что касается язычников в [хазарском] государстве, то среди них есть сакалиба и русы, которые живут на одном конце этого города [Итиля]. Они сжигают своих мертвецов вместе с их конями [букв.: животными], утварью и украшениями. Когда умирает мужчина, его жену заживо сжигают вместе с ним, но если умирает женщина, то мужа не сжигают. Если кто-нибудь умирает холостым, его женят посмертно, и женщины горячо желают быть сожжёнными, чтобы с душами мужей войти в рай […] Русы и саклабы, которые, как мы уже говорили, язычники, [также] служат в войске царя [хазар] и являются его слугами.[…]  Русы — громадное племя; они не подчиняются никакому царю и никакому закону. […] Русы состоят из многочисленных племён разного рода. Среди них находятся ал-лудзгана[пояснение 6], которые наиболее многочисленны и с торговыми целями постоянно посещают страны Андалус, Рим, Константинополь и страну хазар.» 3) Ибн Русте  в 930-х годах  о русах:

«Что касается до Русии, то находится она на острове, окружённом озером. Остров этот, на котором живут они, занимает пространство трёх дней пути: покрыт он лесами и болотами; нездоров и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясётся по причине обилия в ней воды. Они имеют царя, который зовётся хакан-Рус. Они производят набеги на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там. Пашен они не имеют, а питаются лишь тем, что привозят из земли славян. Когда у кого из них родится сын, то он берёт обнажённый меч, кладёт его пред новорождённым и говорит: „не оставлю тебе в наследство никакого имущества, а будешь иметь только то, что приобретёшь себе этим мечом“. Они не имеют ни оседлости, ни городов, ни пашен; единственный промысел их — торговля соболями, беличьими и другими мехами, которые и продают они желающим; плату же, получаемую деньгами, завязывают накрепко в пояса свои…Есть у них знахари, из коих иные повелевают царю, как будто они начальники их [русов]. Случается, что приказывают они приносить в жертву их божеству, что ни вздумается им: женщин, мужчин и лошадей, а уж когда приказывают знахари, не исполнить их приказание нельзя никоим образом. Взяв человека или животное, знахарь накидывает ему петлю на шею, вешает жертву на бревно и ждёт, пока она не задохнётся, и говорит, что это жертва богу…»

Но позвольте, знахари, то есть жрецы — были у славян, а не у скандинавов! У последних  вождь сам исполнял религиозные функции:   «Руководство культом осуществляли местные вожди и лидеры: на ферме — глава семейства, на общенациональном фестивале — конунг… Роль священников выполняли светские лидеры. Руководство общественными поклонениями осуществляли лидеры регионов: конунги, ярлы, хёвдинги, хэрсиры и так далее. Духовные функции лидеров являлись неотъемлемой частью их светской власти. Тому свидетельствуют факты, когда отказ от исполнения этих функций приводил к низвержению. Так случилось, например, с Хаконом Добрым, пытавшимся навязать христианство соплеменникам, а также с Анундом Гордске, из-за христианских убеждений отказавшийся участвовать в блоте и низложенный в 1070 году. Частные поклонения проходили под руководством глав семей» https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D0%B1%D1%80%D1%8F%D0%B4%D1%8B_%D1%81%D0%BA%D0%B0%D0%BD%D0%B4%D0%B8%D0%BD%D0%B0%D0%B2%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B3%D0%BE_%D0%BA%D1%83%D0%BB%D1%8C%D1%82%D0%B0#%D0%A1%D0%B2%D1%8F%D1%89%D0%B5%D0%BD%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%BE&nbsp;
Вот здесь также наблюдается неувязка…И остров русов был вроде дарован им хазарским каганом. И это идеально совпадает с дельтой р. Кубань в окрестностях г. Темрюк (я был там). Это по теории Вернадского. В общем, есть некий ранний симбиоз со славянами (некоторыми) похоже наблюдается…
3) О. Трубачев:» более конкретным географически оказывается сообщение сирийской «Церковной истории» Захарии Ритора под 555 годом о народе Hros по соседству с амазонками, то есть на Дону, в западной половине Предкавказья. Созвучие этого hros или hrws и имени народа ‘Ρω̃ς несколько более поздних византийско-греческих источников, приурочиваемого к смежным или тем же самым районам Северо-Восточного Причерноморья, конечно же, неслучайно…»
4) П. П. Толочко: «Из этих и других летописных известий видно, что варяги не приносили на юг новое название, но обретали его здесь. Оно для Среднего Поднепровья было органичным со времен древних «росов». Арабские географы в ІХ в. постоянно упоминают русов как обитателей южных регионов восточно-славянского мира. Аль-Хорезми в сочинении «Книга картин земли», написанном между 836-847 гг., упоминает реку Друс (Данапрос — Днепр), которая берет начало из Русской горы (Джабал-Рус). Сочинение неизвестного автора ІХ в. «Худуд-ал-Алам» сообщает, что «страна русов находится между горой печенегов на востоке, рекой Рутой на юге и славянами на западе. А царя их называют хакан русов»8.(Новосельцев А.П. Восточные источники о восточных славянах и Руси V-ІХ вв. // Древнерусское государство и его международное значение. — М., 1965. — С. 399.)
Видимо, не случайно первые киевские летописцы называли Русским и Черное море: «А ДнЬпръ втечеть в Понетьское море треми жерелами, еже море словеть Руское»9. Ни Ильменское озеро, ни Балтийское море такого названия не имели.» http://www.iananu.kiev.ua/archaeology/2003-1/tolochko.htm

Уважаемый Аксель! «Тут есть та загвоздка,что надежно «русый» не выводится из праславянского«. Так ведь это не имеет особого значения, т. к. нас интересует 9-й век,что намного позднее. Самым главным фактором является юго-восточная локализация в ВЕ этнонимов «рус», уже с славянском произношении, да еще подкрепленная многочисленными однокоренными топонимами. топонимами. То есть принимая норманнское или (в крайнем случае — южно-балтийское происхождение русов), мы все равно фиксируем славянское название этого народа, неизвестное в Северной и Западной Европе. И родственные названия в Причерноморье-Прикавказье, идущие из более ранних времен. Впрочем, оказывается, к аналогичному выводу о славянском названии еще в первой половине 9-го века (я получил его независимо, опираясь на факторный анализ), ранее пришел Назаренко. Цитирую по Сергей Беззаконов: 29.09.2016 в 20:33 : «Вероятно, именно эти очевидные соображения заставляют некоторых исследователей рассматривать самый ранний грекоязычный вариант имени «русь» — греч.* Ῥως — как непосредственное воспроизведение гипотетического  древнескандинавского прототипа самоназвания с основой * roþ-, в IX—X вв. якобы еще звучавшего в языке восточноевропейских скандинавов (Const. DAI, 1989, с. 295 [комментарий М. В. Бибикова]; Мельникова — Петрухин, 1989, с. 33—34; Петрухин, 1995, с. 51; Мельникова, 1999, с. 13). Осознанно или бессознательно сторонники этой гипотезы пытаются обойти уже отмечавшийся нами главный недостаток древнескандинавской этимологии (вернее было бы сказать — этимологий) имени «русь» — отсутствие формально-лингвистически безупречного  древнескандинавского оригинала этого имени — путем подмены последнего хорошо засвидетельствованным греч. ‘Ῥως. Здесь не место вникать в дискуссию вокруг постулируемого исходного звена — др.-сканд. * roþ (s)- в составе того или иного композита, проблематичность которого в достаточной мере была продемонстрирована еще Р. Экблумом (Ekblom, 1915, р. 9; idem, 1958, S. 47—58), а также дискуссией, развернувшейся после 1947 г. вокруг его работ (см. ее резюме: Schramm G., 1982, S. 13—16)1. Напомним только, что одним из краеугольных камней скандинавской этимологии названия «русь» со времен В. Томсена была такая последовательность заимствований: др.-сканд. * roþ (s)- > фин. ruotsi > вост.-слав. русь, поскольку только на финской почве мыслимо сокращение второй части гипотетического древнескандинавского сложного слова до искомого * roþs. Следовательно, идея о заимствовании греч.’ Ῥως из языка (пока еще германоязычных) варягов не только не подкрепляет скандинавской этимологии имени «русь» (за исключением той ее разновидности, которая была предложена С. Экбу), а, совершенно напротив, ломает ее становой хребет. Как в языке самих варягов или, тем более, в греческом исходная форма типа * roþs-menn могла редуцироваться до * roþs, остается загадкой…. В то же время из предполагаемого др.-сканд. * roþs  вывести д.-в.-н. Ruz- никак нельзя, ведь в древневерхненемецком присутствовал собственный ДОЛГИЙ «О» так что следовало бы ожидать др.-сканд. * roþs > д.-в.-н. **Roz-. В свете данных латиноязычных источников о том, что носители имени «русь» (пусть даже и скандинавского происхождения или и скандинавского в том числе) уже в первой половине IX в. пользовались именно славяноязычным вариантом самоназвания — др.-русск. русь, гипотезу о скандинавоязычном прототипе ср.-греч. ‘Ῥως, думается, нужно оставить. Трудно предполагать, что те же самые древнерусские купцы, которые на Дунае именовали себя по-славянски, в Константинополе почему-то предпочитали   древнескандинавское   самоназвание». (Назаренко А.В. Имя «Русь» в древнейшей западноевропейской языковой традиции (IX–XII века))»
А учитывая полиэтничность даже Бирки, и того же Сигтуна, и др., мы вероятно можем говорить о некоем раннем торгово-территориальном симбиозе представителей ряда народов, включая и скандинавов, и вероятно, балтов, славян, иранскоязычных народов, сформировавших в 9-м веке общность «русь«, они же ruzzi, локализуемых в ВЕ рядом со славянами и хазарами. Другое дело, что скандинавы проникали в ВЕ и отдельно, и видимо включались в эти торгово-военные операции. Это и запутывает картину. Но Олег с дружиной называются русами, придя в Киев, или несколько ранее, — видимо в контексте этой преемственности. Поэтому то, что в Киеве, ставшем столицей ДР (в отличие от Гнездово и др.), практически нет ни скандинавских черепов, ни чистых скандинавских захоронений, ни скандинавских религиозных атрибутов, скандинавских гаплотипов в значимом количестве,  и неизвестны даже скандинавские боги, (в отличие от славянских и иранского происхождения), и даже минимум артефактов, — является прямым и естественным следствием этого дружинного «интернационала» — то есть новой асиммилировавшейся общности («мы от рода русского», и по К. Михайлову), в которой даже у княжеской семьи во втором поколении уже появляются славянские имена. Поразительным фактом, не имеющим подобных прецендентов, является раннее государственное обустройство Киевщины-Черниговщины с направленным заселением переселенцами из местных племен/народов ряда местностей и новых поселений, фиксируемое и летописью, и археологией. И эта практика, как оказалось, продолжалась даже при Ярославе Мудром — с поселением в Поросье балтских племен. Это, как я уже отмечал, говорит о явной укорененности власти и ее долгосрочных намерениях. Для этого нужна некая традиция в рамках легитимной славянской княжеской власти. Отсюда  и следует, что Олег, Игорь,  и их  окружение уже были связаны с этой вполне государственнической традицией обустройства и рационального заселения подвластной территории.