P. S. Да, и читайте, пожалуйста правильно: Ср.: «Это и путает многих историков, которые спрашивают или иронизируют, сколько же было «Русий»? Забавно однако, что ни одна из них со скандинавами — «гребцами» не связана.
«Кий с вами, каких историков это пугает?». А то просто анекдот получается.

Ув. Алексей Виноградов. Ну вы меня и насмешили. И в антинорманисты лихо записали, и 4 раза слово «патриотизм»,  «лжепатриотизм» прозвучало. А в другом посте — «Да что вы все цепляетесь к истории Руси и России? «. И «кий» вам покоя не дает. Так весь этот комплекс лозунгов про патриотическую науку — и ждет вас на Переформате — вы как раз и ошиблись адресом, здесь о нормальной науке, и о научных доказательствах, а не о фантазиях про ругательствах Олега и «кий». Вот еще перл: «Простите, а это кто?» https://a.radikal.ru/a36/1806/8b/5946df6408d0.jpg. А это просто глупость, потому что просто снята какая-то группа людей в военном обмундировании с флагом. Из них подавляющая часть — явно из Средней Азии. У нас такой типаж есть на всех базарах — торгуют сухофруктами и др. Люди приехали деньги зарабатывать. При чем тут украинцы?
Вот вам настоящий народ Украины: http://zz.te.ua/na-pidhajechchyni-vidbuvsya-festyval-odyn-boh-odyn-narod-odna-ukrajina/   https://www.google.com.ua/search?q=%D0%BD%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B4+%D1%83%D0%BA%D1%80%D0%B0%D0%B8%D0%BD%D1%8B+%D1%84%D0%BE%D1%82%D0%BE&tbm=isch&tbs=rimg:CfPvCAjSnvGWIjhw-HDwU5Bi44Q68tHOVk24R7TJWQW7xWPxpuaRAsEaoSno8OdvVyZSxW61wzL-Y6Cbzfh_12LwhsyoSCXD4cPBTkGLjESbhEnB0VufBKhIJhDry0c5WTbgRtLdqHjiD0NgqEglHtMlZBbvFYxEjKQlYGjueUCoSCfGm5pECwRqhEdORQ74ulsdPKhIJKejw529XJlIREAnmnTnUwXQqEgnFbrXDMv5joBESGviezUWcoCoSCZvN-H_1YvCGzEXFdnMoKyvYo&tbo=u&sa=X&ved=2ahUKEwjlzaWL8-DbAhXqNpoKHRt8BLQQ9C96BAgBEBs&biw=1242&bih=594&dpr=1.1 Думаю, что обсуждать далее что-либо бессмысленно, давайте закроем тему.

Уважаемый Виталий! Спасибо за обстоятельные ответы. а) По поводу названия «русы» я уже писал, что скорее склоняюсь к версии наложения «северного», но «локального» названия на местное, поднепровское, вероятно иранского происхождения. Дело и в том, что народ «русов» никак не отмечен в хрониках их западноевропейских соседей. И ситуация с послами от «кагана росов» говорит, что император франков, в отличие от византийцев и арабов,  ничего не знал о существовании такого народа, да еще во главе с каганом, хотя знал свеев. Набег на Севилью связывается не только с ар-Рус, но и с тюрками, в т. ч.  хазарами. А в хазарском  войске служили и русы, и славяне. Они использовались для военных действий против мусульман, т. к. хазарские мусульмане отказывались воевать с единоверцами. Поэтому послы также вполне могли быть наемниками или представителями вассального вождя, и называть хазарского кагана  — каганом и народа рос. Кстати, в некоторых источниках указывается, что остров русам подарил каган Хазарии. То есть эта территория примыкала к Хазарии. (Есть версия и о причерноморских заболоченных территориях). При этом никакой предводитель отряда скандинавов не мог называться каганом – эквивалентом императорского титула. И этот титул имел бы смысл только в прихазарских землях. И это было бы просто оскорбление настоящего кагана – то есть самозванством. Поэтому и Готланд здесь явно не то место, да и его геология совсем иная. (А про 822 г. – это описка, связанная с Великой Моравией). б) Проанализируем оборот в  договоре Олега с Византией 911 года: «Мы от рода русского…». Если это «от рода гребцов» — выглядит просто неадекватно. Очевидно, что речь идет о некоей родственной и уже ассимилированной и/или вошедшей в автохтонное самосознание общности. Так как «а Олега водиша и мужий его на роту; по Рускому закону кляшася оружьемь своимъ, и Перуном богомъ своим, и Волосомъ скотьимъ богомъ и утвердиша миръ». в) Индоиранская гипотеза Трубачева сама по себе конечно уязвима. Но у Рюриковичей родовые ирано-тюркские знаки родом из Боспорского царства, и три (индо)иранских бога. Это весьма весомый аргумент в пользу теории и южного аспекта происхождения как названия «русь», так и союза элиты Рюриковичей с местным постиранским населением и его княжеской элитой. И наименование киевских князей «каганами». И здесь мы можем вспомнить и работы Брайчевского, и иранские этимологии порогов и ряда имен в договорах с Византией. Кстати, да, Рось- «поршане» в более поздних славянских источниках. Но здесь есть одна тонкость. Для ираноязычного/пост(индо)иранского/пост-антского населения времен объединения под началом Олега (и для этого имени предлагалась иранская этимология),это название  ранее могло звучать иначе. Опять таки, укажу соответствующие топонимы. Например, Расава, Росава  — приток Роси), –  Литва, Украина, Хабаровский край, и …Индия. То есть эти названия весьма древние и общие для потомков восточноевропейского и. е. населения бронзового века. Таким образом наибольший вес имеет сценарий объединения северного и южного компонентов княжеских элит при совпадении/наложении/резонансе названий «рус/рос», как одного из консолидирующих факторов. (Например: «Вы, «русы» – русые, и мы тоже – светлые, русые, и т. д.».). Про стимулирующий пример родственной Великой Моравии в создании собственно государства я уже писал. А протогосударственные формы княжеской власти, в том числе племенные объединения у славян Восточной Европы уже давно существовали.  г) Любопытным и многозначительным представляется практически полное отсутствие генетических следов скандинавов в генофонде народов Древней Руси, даже в тех регионах, где были их базы, подтверждаемые археологически. Это означает, что скандинавы, торговавшие и мехами, и рабами,  практически не смешивались с местным населением, то есть были репродуктивно изолированными от славян сообществами/группами/отрядами. (Наложницы из местных – видимо погибали на похоронах).  Ср. с монголами, которые только убивали или захватывали славянское население, не смешиваясь с ним: поэтому никакого генетического вклада монголы у славян не оставили. И это резко контрастирует с Рюриковичами – которые видимо были почти сразу, начиная с Олега, ассимилированы и находились в союзе, в т. ч. династическом, с местными славяно-постиранскими элитами. Именно это и позволило им стать основателями Древнерусского государства, в отличие от предводителей чисто скандинавских отрядов, некоторых из которых им позднее пришлось устранить (Гнездово и др.), а другие стали просто наемниками-варягами при руси: «В лъто 6452 (944) Игорь совокупи воя многы: Варягы, и Русь, и Поляны, и Словъны, и Кривичи, и Печенъгы». Напомню также, что в Киеве  захоронения и артефакты – самые различные по происхождению, много в моравском и др. стилях, а чисто скандинавских  -просто нет. Как и генетического скандинавского вклада. 

Уважаемый Аксель! 1) По поводу степени выраженности генетического следа. Вот карта Distribution of haplogroup R1a-Z93 in Eurasia (рис. 4) в https://www.eupedia.com/europe/Haplogroup_R1a_Y-DNA.shtml . Обратите внимание, что даже в степной зоне (!) от Приазовья  через Молдавию тянется этот индоиранский след у ныне живущих людей. И это там, где за последние 1500 лет прошли многие народы, и где, казалось бы и зацепиться не за что. А если речь идет о лесостепных, лесных районах, там все гораздо устойчивее и выраженнее. Потому что населения и больше, и оно в значительной части никуда не девалось. Поэтому в районах скандинавских городищ в лесной/лесостепной местности должны быть явно выраженные области повышенной концентрации  I1-M253 — при условии интенсивного взаимодействия с местным населением. А если этого нет — имеем слабое взаимодействие в виде «случайных связей» на торговых путях и диффузную картинку с малой плотностью. Конечно, даже выраженные области  могут быть несколько размыты ввиду миграций, набегов, и т. д. Но население обычно возвращалось на свои поселения, переждав набег.  Что касается Испании, то хорошо известно, как арабов выдавливали при реконкисте. И арабы составляли даже при халифате всего 1-3% населения. Смешивались ли они с берберами и др. — это вряд ли.  А монголов я как раз и приводил как пример полного несмешивания с завоеванным, убиваемым, эксплуатируемым, угоняемым в рабство населением. Так ведь скандинавы и промышляли работорговлей в том числе. Какая уж тут ассимиляция с «потенциальными рабами»… (Поэтому есть весомые основания полагать, что славянское население при случае вполне могло отплатить им той же монетой — устроить резню — как позднее новгородцы. А чтобы быть признаваемым властителем — легитимным князем — надо породниться с местным населением, его элитой — то есть ассимилироваться). 2) Так я же привел пример банальной логической ошибки с оценкой числа захоронений. У них получается, что скандинавских женщин было значительно больше, чем мужчин. Как ни считай, не сходится. Вообще, в контактно-торговых зонах, как я уже писал в связи с факторным анализом, все моды и новации распространяются очень быстро, и на этой основе оценивать количество тех же скандинавок — просто несерьезно. А если конкретно по фибулам, то методологически надо сравнивать процент потерь одной фибулы при трупосожжении в Скандинавии с Гнездовскими.  И в каков процент нахождения  совсем без обоих фибул — то есть полной потери — его должно быть в два раза меньше.  И куда подевались эти тысячи предполагаемых «скандинавок»? Вымерли? Они ведь не воевали…А их дети? Где их исторический, антропологический и генетический вклады? Но совершенно нормальная ситуация, когда вярягов-скандинавов в таких городищах/лагерях было 6-9%,  а остальное население — местное, привлеченное как рядовой состав, и для обеспечения жизнедеятельности. 3) Вот  обзор 2012 г.  А. Комара в «Русь в IX–XI веках : археологическая панорама / Rus’ in 9th — 10th centuries: archaeological panorama. — Ин-т археологии РАН ; отв. ред. Н. А. Макаров. –Москва ; Вологда : Древности Севера, 2012 – 496 с.» Вот что он пишет об археологии древнего Киева: «Предметы скандинавского круга (рис. 13; 14; 15;16: 1, 3) в погребениях чаще всего единичны, реже представлены несколькими экземплярами и никогда не образуют «чистый» закрытый комплекс, часто сочетаясь с предметами «венгерского» или «восточного»стиля (рис. 16: 2, 4; 17; 18), представляющими совершенно другой вектор влияния в древнерусской культуре. Хронологическое распределение скандинавских находок по киевским некрополям следующее: наиболее ранние предметы первой половины Х в. происходят из нижнего могильника некрополя II, а также из разрушенных погребений могильника на усадьбе Михайловского монастыря (по В. Б. Антоновичу, «возле Боричева спуска»); предметы второй половины Х в.концентрируются в могильнике на усадьбе Десятин-ной церкви (Андрощук,2004 б, с. 46). Последний факт коррелируется с переносом наСтарокиевское городище княжеского двора»… «Находки скандинавского круга в Вышгороде немногочисленны и происходят в основном из фрагментарно исследованного могильника (Зоценко, 2009, с. 24–27, илл. 3–5)»…»Смешение в раннем Вышгороде двух групп славянского населения различного происхождения, а также скандинавского компонента, аналогично наблюдаемому в этот же период в Киеве, и прозрачно свидетельствует об основании Вышгорода в правление Олега в качестве княжеского города». ««Не менее ярко Шестовицкий комплекс представлен в международной историографии «норманского вопроса»…»Д. И. Блифельдс… Общий вклад скандинавов в культуру Шестовицкого могильника исследователь также расценил как «незначительный», отметив наличие скандинавских элементов только в 20 из 147 раскопанных курганов Шестовицы, при явном сочетании в таких комплексах вещей местного и привозного производства. Наличие же на городище объектов волынцевской культуры послужило основанием для утверждения об эволюционном развитии славянского поселения в древнерусское (Бліфельд, 1977).Б. А. Рыбаков разрешил проблему концентрации скандинавских элементов в Шестовице предположением, что варягов-наёмников предусмотрительно селили не в городах, а в специальных лагерях за пределами городских стен (Рыбаков, 1965 б, с. 489;1982, с. 315). Трактовку Шестовицы как «дружинного лагеря» повторил также С. С. Ширинский(Ширинский, 1978). Несколько модифицировали гипотезу Г. С. Лебедев и А. П. Моця, предположив, что Шестовица была дружинным лагерем киевских князей, предназначенным для контроля полунезависимого Чернигова (Лебедев, 1985, с. 413–414;Моця, 1987, с. 104). Развитие линии «дружинных лагерей» представлено также в работе Е. А. Шинакова (Шинаков, 2002)…   находки предметов вооружения традиционны для рядовых поселений – это наконечники стрел и дротиков, топоры и кистени. В то же время в различных частях поселения обнаружены обломки весов,весовые гирьки импортного и кустарного производства, а также предметы скандинавского и византийского происхождения, не представляющие обменной ценности и привезённые скорее как сувениры(фибула VII в., стеклянный экзагий VI в., свинцовая печать и т. п.) (рис. 10), что свидетельствует о прямом контакте жителей Шестовицкого поселения с участниками торговли на пути «из варяг в греки».   И общий вывод обзора А. Комара: ««Летопись выделяет три основные этапа градостроительства Х в. в Среднем Поднепровье, историческая реальность которых находит полное подтверждение в археологическом материале: 1. При князе Олеге (882 г. – первая четверть Х в.).К этому времени относится реконструкция Киева, основание Вышгорода, Чернигова и Любеча, формирование системы древнерусского заселения Нижнего Подесенья;2. При княгине Ольге (946 – 60-е гг. Х в.). В этот период происходит расширение древнерусской колонизации Правобережного Поднепровья, основание Овруча, Витичева, а также административных центров-погостов на территории Древлянской земли;3. При Владимире Святославиче (980–1000 гг.).На этом этапе производится масштабное строительство новых крепостей в пограничных зонах, перестройка существующих древнерусских городов и укреплённых племенных центров; происходит формирование древнерусской сельскохозяйственной округи городов. Окончательное включение остатков племенных территорий Южной Руси в административную и социально-экономическую структуру государства выражается археологически в исчезновении роменской культуры на Левобережье Днепра и последнихпроявлений традиций культуры Луки-Райковецкой в западных южнорусских землях. Происходит это в 30-х гг. XI в., в правление Ярослава Мудрого, с которым Повесть временных лет связывает завершениеформирования Древнерусского государства в его политических и этнических границах.» https://www.academia.edu/5028113/%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%8C_%D0%B2_IX_XI_%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%B0%D1%85_%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B0_Rus_in_9th_-_10th_centuries_archaeological_panorama._-_%D0%98%D0%BD-%D1%82_%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%B8_%D0%A0%D0%90%D0%9D_%D0%BE%D1%82%D0%B2._%D1%80%D0%B5%D0%B4._%D0%9D._%D0%90._%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2._%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0_%D0%92%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B4%D0%B0_%D0%94%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8_%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%B0_2012_496_%D1%81 А сопутствующий факторный анализ здесь: Александр Букалов: 01.04.2018 в 20:20  http://xn--c1acc6aafa1c.xn--p1ai/?page_id=29604&cpage=1#comment-9341 4) Касаемо Гнездово. Безусловно, варяги были наемниками на службе ославяненых со времен Олега (уже клявшегося Перуном и Волосом -это явный индикатор этнического самосознания)  потомков и родственников Рюрика. Вначале это мог быть и союз, и коалиция с некоторыми варяжскими предводителями, их отрядами. Но если они выходили «за  рамки» дозволенного, их уничтожали, как в Гнездово. 

Приветствую, Аксель! Ну, право, это чисто произвольное, ничем не подтвержденное предположение, что Олег с дружиной клялся не славянскими, а скандинавскими богами, а переписчики все переиначили… Это действующая парадигма заставляет так работать сознание исследователя… (См. Т. Кун «Структура научных революций»). Теперь к вопросу, кому клялись Олег, Игорь, и их дружинники. А. Комар, «К дискуссии о происхождении и ранних фазах истории Киева» : , стр. 135: «С конца IX в. начинает формироваться и древнерусский курганный могильник на Старокиевской горе. В центре древнейшего городища возводится требище Перуну (не обязательно изначально каменное), с сооружением которого, возможно, было связано и возведение новой деревянной ограды по периметру городища, хотя и без чистки волынцевского рва. В 957 г. требище Перуну уничтожает принявшая христианство княгиня Ольга и переносит на территорию святилища княжеский двор, в котором позже сидит и Ярополк. В 980 г. Владимир возобновляет на Старокиевской горе языческое святилище, разместив его на Андреевской горке или же за окраиной курганного могильника…» С. 130: «Итак, речь идёт о сооружении несомненно культового характера, построенном не ранее VIII в. (а скорее Х в.) и достоверно функционировавшем в Х в. Последний факт, на наш взгляд, свидетельствует в пользу предположения Л. А. Динцеса, поддержанного М. К. Карге ром, И. Е. Иванцовым, В. В. Седовым, Я. Е. Боровским и др., что речь идёт о святилище Перуна на горе, перед которым присягали Олег и Игорь. Важный момент: славянские святилища и в описаниях, и по данным археологии, всегда экстериториальны по отношению к поселению. В этом был не только ритуальный, но и практический смысл — славянские праздники всегда предполагали участие в ритуалах большого количества людей, для чего и выбирались большие открытые площадки. Кроме того, в VIII–X вв. практически все известные святилища окружены символическим или реальным рвом, что подталкивает нас к выводу о том, что «капище» соорудили не ранее второй пол.IX в. в центре древнейшего городища, использовав его площадку как сакральную зону, вне которой формируется могильник. Интересно, что такая же ситуация наблюдается и в Чернигове. Древнерусский могильник Х в. с курганом с показательным названием «Гульбище» занимает доминирующие высоты города —Болдины горы, на склоне которых расположена церковь Ильи — традиционного православного заменителя Перуна, а под ней находятся «Святая роща» и «Святое озеро», маркируя, по мнению Б. А. Рыбакова, древний языческий ритуальный центр Чернигова.» По поводу «северного дружинного комплекса». Безусловно его внедрил Рюрик и его люди (для этого, в частности, и был приглашен), н Рюриковичи, хотя и славянизировались (демонстрируя отчетливый славянский этнорелигиозный комплекс), но имели новую дружинную воинскую культуру и обычаи, с этим связанные.  Стр. 132: «Но поселение на Замковой горе второй пол. IX — первой пол. Х в. по культуре откровенно славянское, ничем не напоминающее культуру Ладоги или Рюрикового городища, что никак не вяжется с ожидаемым «русско-скандинавским» обликом дружины киевского князя»…» Ранний княжеский двор на Киселёвке, скорее всего, был мало похожим и на более поздний детинец, и на средневековый за мок ХV–XVII вв. с их плотной военно-аристократической застройкой, напоминая большую укреплённую усадьбу с большим деревянным теремом, амбарами, погребами и полуземлянками челяди. Возможно, здесь же находились и «казармы» для части дружины, хотя нарисованный арабским авторами образ «очень высокого замка» хакана русов, в котором «постоянно находятся четыреста мужей из числа богатырей, его сподвижников», спящих вокруг ложа хакана, скорее следует воспринимать как своеобразный «рекламный проспект» русской военной демократии, в которой князь разделял кров и пищу со своей дружиной».   О происхождении Киева: Стр. 136-137: «Поли» известны в Польше (поляне, поляки), Болгарии (поляки,польчане, польци), Моравии (поляне), Словении (поланцы), Поднепровье (поляне)Если обратить внимание на сложенную О. Н. Трубачёвым кар ту распространения топонимов с основой «Киев», охватывающих все славянские регионы за исключением Словении, становится совершенно ясной дати ровка праславянским временем и легендарного персонажа «Кия»; также к праславянскому времени О. Н. Трубачёв относит возникновение слова «кияне», означающего не«жители Киева», а «люди Кия». Поскольку славянское расселение VI–VII вв. выразительно связано в носителями пражской культуры, практически нет сомнений в том, что возникновение топонима «Киев» действительно связано именно с пражским по селением VI в. на Старокиевской горе…   «Живучесть названия «Киев», а также сохранение информации о событиях древнейшей киевской истории, в таких условиях закономерно вызывают удивление, заставляя констатировать, что несмотря на все этнические, культурные и политические пертурбации, всегда оставались носители исторической памяти, помнившие об обособленности киевского региона».

Приветствую, Аксель и Виталий! Объдиняю ответы в силу пересечения тем. 1) Прежде всего по поводу каталога  А н д р о щ у к Ф., З о ц е н к о В. «Скандинавские древности Южной Руси: каталог». Вот что что пишет А. Комар в резензии: «Введение посвящено формулировке критериев определения «скандинавских древностей» Южной Руси, отобранных для каталога, с краткой характеристикой их специфики. Впрочем, довольно быстро мы убеждаемся, что термин «скандинавский» для авторов является условным (с. 29), а главным критерием отбора предметов для каталога является наличие параллелей форме и соответствий стилистическим и технологическим традициям в материальной культуре всего Севера Европы (с. 36). Это предполагает значительно более широкий круг аналогий, а также неизбежно поднимает проблему центров производства и соотношения оригинала — копии — подражания, с выделением специфических «местных» вариантов, не представленных вне Руси. Последняя проблема уже обсуждалась в литературе на примере наконечников ножен мечей [Ениосова, 1994; Каинов, 2009]. Так, наиболее распространенные на юге Руси наконечники ножен типа I-2 по П. Паульсену или группы В по Н.В. Ениосовой (кат. № 93; 118, 120; 156; 166; 189; 208) не содержат специфически скандинавского декора и относятся к технологически простым, доступным для изготовления любому ювелиру. Анализ же «щитообразных» подвесок позволил выделить две четкие группы, находки которых концентрируются соответственно в Швеции и Руси [Новикова, 1998, рис. 4]. Подобные предметы проблематично считать импортом или продукцией скандинавских мастеров на Руси — корректнее говорить о «предметах скандинавского круга влияния». На Гнёздовском поселении зафиксированы остатки производства на месте древнерусскими мастерами фибул, подвесок, амулетов и т.д. и без заметных видоизменений, с сохранением исходных «скандинавских» признаков [Ениосова, 1998; 2001]. К сожалению, лаконизм вступительной части и отсутствие каких-либо выводов или заключения в конце книги не позволяют непосредственно из текста понять позицию авторов каталога по данному вопросу. Проблема копирования, подражания и местной доработки импортных предметов поднимается только для мечей «каролингского типа» в самой Скандинавии, с выводом о возможности изготовления рукоятей части мечей скандинавскими мастерами уже на территории Руси (с. 25—29). Но в каталоге, например, фигурирует клинок из котлована плотины Днепростроя (кат. № 79) вообще без рукояти с европейским клеймом в виде костыльного креста, дату которого Ф.А. Андрощук называет неопределенной (с. 124). Т.е. фактически в каталоге просто собраны все известные авторам южнорусские мечи Х — начала XI в., невзирая на наличие или отсутствие собственно скандинавских черт. Продукцией скандинавских кузнецов Ф.А. Андрощук считает предметы, выполненные в технике трехслойного пакетирования (с. 31—32), правда, занося непосредственно в каталог только ножи из погребений Шестовицы (кат. № 123; 124; 156; 176; 177; 196; 206). Для такой осторожности действительно есть основания, ведь специалисты по древнерусскому железоделательному ремеслу считают скандинавской (или «североевропейской») по происхождению технологическую традицию трехслойного пакета, а не все изготовленные таким способом предметы [Вознесенская, 2010, с. 90—91]. Об исключительной монополии Севера на трехслойный пакет речь также не идет — например, данный технологический прием использовался салтовскими кузнецами VIII—IX вв. для орудий труда, хотя не для ножей; хорошо знакомым им было и фосфористое железо [Толмачева, 1990]. У славян Днепровского Левобережья ножи, изготовленные трехслойным пакетированием, появляются еще в волынцевской культуре VIII — начала IX в., о чем свидетельствует находка из жилища на поселении Волынцево, а на роменском этапе доля предметов в этой технике уже достигала 19—21 % [Вознесенская, 1990, с. 390—392; рис. 85; Терехова, Розанова, Завьялов, Толмачева, 1997, с. 208—213; рис. 8]. Выше показатели, чем в материалах Шестовицы (31 %), по данным Г.А. Вознесенской, для юга в X—XI вв. демонстрируют материалы Вышгорода и Старокиевской горы Киева (41 %). На севере же Руси в X—XI вв. трехслойный пакет вообще относится к доминирующей технологии [Розанова, 1990, с. 94—95], т. е. предположение о её использовании только кузнецами — скандинавами влечет сомнительный вывод о существовании некой «этнической монополии» на профессию. Показательно также присутствие в Гнёздове, Киеве и Вышгороде заготовок из трехслойного пакета и отдельно — из твердой стали [Вознесенская, Недопако, Паньков, 1996, с. 130; Розанова, Пушкина, 2001, с. 81]…» http://dspace.nbuv.gov.ua/bitstream/handle/123456789/89611/23-Komar.pdf?sequence=1 » То есть при критическом анализе все оказывается далеко не так, как это представляют и интерпретируют авторы… Я ведь тоже опирался и цитировал обзор А. Комара 2012  г. Я предполагаю в обозримое время обсудить с ним лично все эти археологические вопросы: как он сейчас на все это смотрит в 2018 году  — благо живем в одном городе — прямо на месте дискутируемых событий. 2) Так ведь все равно заимствований не очень много, и они уже начиная с 8-го века. Но и и у скандинавов ряд заимствований из русского. Строго говоря, даже у арабов форма отчества похожа: Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб. Если перевести на русский — будет полностью аналогично. Но все это никак не противоречит выводу из проведенного факторного анализа — о ранней славянизации Рюриковичей, а также Олега. И ничего удивительного, что дружинная культура скандинавов, привнесенная Рюриком, стала частью воинской культуры дружины Рюриковичей. Для того он и был приглашен — для создания профессионального войска для защиты от набегов других норманнов, с последующим породнением его , и вероятно его ближайшего окружения, с местной славянской княжеской элитой. По поводу клятвы на обручах мне надо было сразу написать, что такая клятва в сочетании с клятвой Перуном и Волосом как раз и характеризует гибридный характер дружины и элиты Рюриковичей: явная славянизация, поклонение славянским богам, плюс усвоение дружинной культуры и  т.п. скандинавов, и союз элит до поры, до времени (до разорения Гнездова и др.).  
Особое внимание обращаю на то, что в Киеве, в отличие от Ладоги вообще не найдено «молоточков Тора» — личных индикаторов скандинавской этнорелигиозной идентичности: Вот мнение эксперта, приведенное мной ранее: Александр Букалов: 13.04.2018 в 23:40 «А вот независимое археологическое подтверждение предложенной модели ранней этнокультурной ассимиляции скандинавов: ПОДВЕСКИ ТОРА НА РУСИ (Российский археологический ежегодник (№ 2, 2012) Мусин А. Е. Скандинавское язычество на Востоке по данным археологии): «Сделанные наблюдения заставляют признать, что на сегодняшний день культовые места скандинавов на Руси остаются нам неизвестны. Исследованные в  Старой Ладоге «большие дома» IX–X вв. не связаны с  находками культовых предметов (Рябинин 2002; Kirpichnikov in print). Несмотря на то что ритуальные функции этих построек не исключены, нельзя не признать очевидное отличие этих предполагаемых ритуалов от скандинавских. Уникальный клад кузнечных инструментов, сопровождавшийся ритуальной фигуркой мужской головы с двумя птицами, найденный в древнейших горизонтах Старой Ладоги в связи с мастерской (Рябинин 1985: 55–64, рис. 23: 11) (рис. 4: 1), лишь отчасти восполняет отсутствие таких практик на Руси, будучи, очевидно, воплощением ритуала, совершенного первопоселенцами… Необходимо признать, что воспроизводство северной религии на Руси происходило не в рамках этнически организованной общины. Будучи вовлеченной в совершенно иные общественные отношения и соприкасаясь с иными культурами, она постепенно утрачивала здесь свою изначальную идентичность. Скандинавский культ предположительно отправлялся в рамках малой семьи, или же в интересах отдельной личности. Это определило «копийность» скандинавской языческой культуры на Востоке, ориентированную на архаичную иконографию. Иконографический ряд северного язычества на памятниках Древней Руси открывает и замыкает изображение Одина и двух его воронов — Хугина и Мунина, заимствованное из «Младшей Эдды»… Однако на Руси практически неизвестны… — «молоточки Тора» из благородных металлов. Похоже, что на Руси архаичная иконографии была апелляцией к традиции далекой родины, или отражала культуру новых переселенцев, приносящих с собой архаику сельской Швеции. Впрочем, категорически исключить возможность влияния финно-угорской традиции на скандинавскую культуру нельзя… Ближайшие параллели им можно найти среди пермских древностей рубежа эр  — I тыс. н. э. (Оборин 1976: 185, илл. 23а; Оборин, Чагин 1988: 24, 26, 159, рис. 39: № 1), где многочисленные скопления ритуальных фигурок на «костищах» вообще весьма близки концентрации сакральных предметов в  уже упоминавшихся культовых центрах Скандинавии. Известно, что изделия Пермского звериного стиля проникали в Ладогу в VI–VII вв. (Кирпичников, Сакса 2002: 137, рис. 1: 6), откуда могли распространиться и в Скандинавии. Однако такого рода культурные влияния могли распространяться и  иными географическими широтами. Похожие амулеты в  виде змей, в  том числе и  свернувшихся кольцом, входят в  состав инвентаря курганов у  д. Васильки (Владимирская обл.) (Уваров 1871: 703, 730, № 134, 823), часть которых оставлена финно-угорским населением, а форма для их изготовления найдена в Вышгороде близ Киева (Лесман 2010: 479, рис. 1) (рис. 5: 6)… В  этой связи интересно обратиться к  очевидным региональным различиям, которые присущи скандинавскому язычеству на Руси4. Выше мы уже отмечали, что классические «кольца клятвы» характерны для Рюрикова Городища с его служилыми функциями, примеры взаимной адаптации скандинавских амулетов к восточно-европейским украшениям встречаются в Гнездове и на памятниках Верхневолжья, а Юго-Восточное Приладожье не знает же- лезных гривен с подвесками. Последний факт с очевидностью демонстрирует, что этот регион не был зоной скандинавской колонизации, а местные, очевидно, финно-угорские верования, оказались невосприимчивы к  аграрным культам Средней Швеции. На этом фоне незначительное количество предметов северной религии, зафиксированное в Южной Руси, несмотря на присутствие здесь скандинавов в X–XI вв. (Андрощук 1999; Зоценко 2003, 2004), на первый взгляд выглядит парадоксальным. При этом основное количество предметов происходит не из Киева, а из Подесенья. Помимо скандинавского идола из Черной Могилы и  сюжета, пред- ставленного на обкладках турьих рогов из того же погребения, который возможно истолковать с точки зрения скандинавской мифологии (Молчанов 1988; Чернецов 1988), особого внимания заслуживают немногочисленные культовые находки из Шестовицы, скандинавские древности которой хорошо известны… В самом Киеве и на правом берегу Днепра известно несколько случайных находок, которые лишь условно можно связать со Скандинавией. Это т-образная каменная подвеска из с. Пекари Каневского р-на Черкасской обл., интерпретируемая как атрибут бога Тора, и несколько культовых шиферных оселков (Тараненко, Iвакiн 2008: 196–199, рис. 1, 3; Тараненко, Ивакин 2008: 196–200; Зоценко 2010: 459–460, 461, рис. 2: 1). Интерпретация оселков как «молоточков Тора» и  их соотнесение с  трапециевидными подвесками, отнесенными К. Штрёмом к типу «D», представляются не совсем верными: шведский исследователь создавал свою классификацию исключительно для железных кованых привесок. К тому же «культ точильного камня» носит общебалтийский характер (Lamm 1987: 219–231)… Отсутствие атрибутов скандинавского язычества у  днепровской руси, носившей скандинавские имена и следовавшей скандинавской моде, становится понятно лишь в контексте происходившего здесь процесса этно- и культурогенеза. Русь как этносоциальная общность складывалась на полиэтничной почве севера Восточной Европы в VIII–IX вв. (Лебедев 1985: 226; Кирпичников, Дубов, Лебедев 1987: 202–205; Мачинский 1984, 1986; Мельникова, Петрухин 1989), что неизбежно приводило к  ослаблению племенных культов. К Х в. центр ее активности перемещается в  Среднее Поднепровье. Жившие здесь русы, поклонявшиеся, по свидетельству сохранившихся договоров с  греками, Перуну и  Велесу, не могут быть в  полной мере отождествлены со скандинавами, почитавшими Одина и  Тора. Изменение религиозно-культурной идентичности скандинавов в  Восточной Европе, связанное с  их аккультурацией, носило достаточно радикальный характер. Попытка представить руссов этнически и  культурно замкнутой «колониальной компанией» Нового времени (Tolochko 2001: 131), или же мнение о неизменности скандинавской идентичности руссов IX–XI вв., лишь в  конце этого периода сменивших прежнее имя на «варягов» (Androshchuk 2008: 533), не соответствуют реалиям того времени. Как показывает проведенное исследование, эволюция, происходившая со скандинавами на Востоке, нашла свое приоритетное выражение в  трансформации материальной культуры северного язычества. Именно религиозная трансформация должна рассматриваться как наиболее надежный индикатор аккультурационных процессов. http://www.archeo.ru/izdaniya-1/rossiiskii-arheologicheskii-ezhegodnik/vypuski-ezhegodnika/pdf/Musin2012.pdf    
  3) И наконец, если говорить об аспектах социальной и этнокультурной  психологии, к которой уже я сам имею отношение,  то здесь возникают аспекты легитимизации власти Рюриковичей  в славянском окружении. Без ассимиляционных этнокультурных процессов вследствие брачных союзов с местной элитой  это было бы в принципе невозможно. Древние славяне прекрасно представляли себе, кто имеет право на власть, а кто не имеет. В силу общего недавнего прошлого, они неплохо ориентировались и в делах своих родственников, расселившихся до Центральной Европы, Дуная, и др. Если бы, например,  Олег был просто захватчиком — узурпатором во главе иноземной скандинавской дружины, то он всегда бы рисковал всем, уходя из Киева  «со всеми росами» даже в полюдье. Но он был легитимным русским князем (а не конунгом) и Киев -был его базой, метрополией. Он строил новые города, расселял новых жителей, и т. д. Это явно и качественно отличается от состояния дел на базах/городищах просто отрядов скандинавов  и их действий. 
Понимаете, если мы принимаем вывод из факторного анализа о ранней ассимиляции и славянизации уже первых русских князей при их одновременном союзе со скандинавами (и их наемничестве), и использовании со времен Рюрика их дружинной воинской культуры, то у нас исчезают все противоречия с источниками и археологическими данными! И нам не надо ничего предполагать, притиворечащее или цензурирующее документы/артефакты, в т. ч. насчет сомнительных ошибок в византийских договорах с Перуном, Волосом, отсутствующих генетических следах скандинавов, и др.  Это самый оптимальный и реалистичный сценарий (исходя из имеющихся археологических и письменных данных, и других различных факторов), удовлетворяющий кстати и «бритве Оккамы». 

Ув. Виталий! 1) « Также я писал Вам в отношении методологии анализа, что объективнее считать лепту различных этнических элементов (хазарских, «иранских», моравских, славяно-южнобалтийских) в сложении гос-ти. Иначе уклон факторного исследования будет носить выраженно антинорманнистский характер — все, что не доказано в отношении норманнов (как по причине непринадлежности им, так и из-за неполноты исторических данных), спишем на некую индо-ирано-тюрко-северо- и южнославянскую дружбу.» Я полностью согласен с тем, что надо учитывать все вклады. Просто сейчас в доминирующей парадигме имеется явный перекос:  «…кругом одни норманны…» . Если бы в Киеве были чистые скандинавские захоронения, атрибуты скандинавской религии, генетический вклад в генофонд Киевщины и окрестностей, то и никаких вопросов не возникало. Ведь главное утверждение парадигмы заключается в том, что в Киеве правила скандинавская династия, создавшая государственность Древней Руси. А если мы опираемся на реальные археологические находки, то мы этого никак не видим: синкретизм во всем, некий микс из стилей и этнорелигиозных признаков, включая моравские, угорские, иранские, скандинавские.   Не говоря уже об отсутствующей соответствующей генетике. То же касается летописей. Имена в первых договорах с Византией — да- большинство скандинавские (с высокой вероятностью), но упоминания только о славянских и богах и богах индоиранского происхождения. Поэтому такая теория в ее современном варианте не соответствует объективным киевским археологическим и генетическим данным. То, что в ней получился несколько «антинорманнистский характер» — это следствие факторного анализа этих данных. То есть, конечно, мы можем говорить о вкладе варягов в создание государственности, но на местной почве, причем при постоянном укоренении, слиянии и ассимиляции с местным славянским населением. Ведь создание государства — это процесс, диктуемый объективными обстоятельствами, а не желаниями отдельных лиц, независимо от их национальности.  А Киевская Русь была в некотором смысле «миниимперией» , поскольку подчинила множество различных народов и земель. И в таком образовании были сложные процессы.  Безусловно, скандинавы создавали свои базы, но Киев как столица Древнерусского государства не соответствует таковым. И мы, конечно, многого просто не знаем. Поэтому, например, эта «неожиданная»история с пантеоном Владимира и говорит, что расклад сил и влияний был далеко не такой, какой он предстает в доминирующей теории. Кстати, про Свенельда — это оплошность из-за совмещения текстов при редактировании. Я там ниже и поясняю, что речь идет о скандинаве, сыновья которого уже выглядят ославянеными, а упоминание об «отроках»  отряда Свенельда — говорит именно об их славянском происхождении. То есть скандинав возглавлял войско, имел свои отряды. Но даже у Романовых, начиная с Петра Первого, множество военачальников были европейского происхождения. Да, они были профессионалами, и прекрасно служили. Брауншвейгская фамилия на престоле? А потом «внезапно» — Елизавета Петровна. (Ср. «внезапно» «скандинав» Олег и его дружина клянутся византийцам Перуном и Волосом, совмещая это с клятвой на обручах, «внезапно» имя сына Святослава у «варягов» Игоря и Ольги, или славяно-иранские идолы Владимира , с последующим крещением Руси).  А Karl Peter Ulrich von Schleswig-Holstein-Gottorf (Петр III)? А история Екатерины II — Sophie Auguste Friederike von Anhalt-Zerbst-Dornburg, в православии Екатерины Алексе́евны — когда немка стала императрицей? И вся элита Российской империи более 100 лет говорила на французском? Что бы подумали историки, имея только отрывочные данные по именам элиты и их переписке на французском? Но все будущие императоры, чтобы стать правителями, принимали православие, крестились. А что показала бы археология Санкт-Петербурга? Смешанный стиль в архитектуре и православные захоронения с небольшими исключениями. Поэтому мы, сравнивая отрывочные летописные свидетельства с археологической и генетической картиной, должны это учитывать. Некорректно, например, говорить о том, что государственность славянам в Киев принесли норманны при наличии родственной Великой Моравии с более чем 100-м опытом государственности, и более того, — при наличии потока переселенцев оттуда, уходящих от давления угров. Плюс, конечно, примеры Хазарии и Византии. Более широко — это вопрос и методологии. Когда мы понимаем, что эти отрывочные сведения — это только часть верхушки огромного айсберга, мы понимаем, что экстраполяция на весь айсберг просто некорректна, как в примере с династией Романовых. А тут айсберг поворачивается, или наклоняется, и из под воды показывается нечто непонятное и новое.  А понимая и осознавая, что есть определенная парадигма (по Т. Куну), мы начинаем понимать, что у этой парадигмы есть свои достоинства и недостатки, ограничения. Это уже зависит от степени рефлексии. И это уже само по себе позволяет подумать о других моделях, описывающих то, что данной моделью не описывается, или игнорируется.  2) Теперь по частностям «невидимой части айсберга» Хороший обзор 2016 г. по родовым знакам Рюриковичей есть у А. Комара https://www.academia.edu/29332847/%D0%9A%D0%BE%D0%BC%D0%B0%D1%80_%D0%9E._%D0%9A%D0%BD%D1%8F%D0%B6%D1%96_%D0%B7%D0%BD%D0%B0%D0%BA%D0%B8_%D0%B7_%D0%94%D0%B5%D1%81%D1%8F%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%BD%D0%BE%D1%97_%D1%86%D0%B5%D1%80%D0%BA%D0%B2%D0%B8._%D0%9A%D0%B8%D1%97%D0%B2_%D0%9C%D0%86%D0%94%D0%A6_2016_Komar_O._Princely_signs_from_Desiatynna_church._Kyiv_MIDC_2016. Он на украинском, но для Вас -это, как я понял, не проблема. В частности, про связь с изображением сокола и др., он отмечает: «с. 12 «Версія про стилізоване зображення птаха здобула прихильність у  різноманітних статтях полярного жанру, однак наразі доволі рідко піднімається в роботах фахових археологів. Річ у тім, що скандинавський мо-тив сокола був дуже добре знайомий у Русі Х ст. і відтворювався в різних манерах стилізації на наконечниках піхов мечів груп I та II  (Каинов, 2009). рис. 3–5; 7; 8; фото 1; 2; 4] (іл. 6: 1, 2 ), круглих підвісках [Ениосова, Зозуля, 2012, рис. 1–6] (іл. 6: 3 ), застібках гетрів тощо, як у сріблі, так і в мідних сплавах, однозначно не несучи при цьому геральдичного навантаження. Щоправда, опираючись на доволі широке поширення мотиву птаха у ви- робах із давньоруських пам’яток Х ст., В.І. Кулаков, навпаки, вважав це підтвердженням тези про відображення мотиву пернатого хижака в символіці Рюриковичів як сакрального для русів [Кулаков, 1988, с. 108–116]. Утім, неважко зауважити, що нормальне орієнтування птаха на підвісках і наконечниках піхов – головою вгору. Усі варіанти таких виробів, відомі з території Русі, обов’язково зображають птаха з розпущеним широким хвостом, що повністю виключає його тотожність із князівськими знаками. Цікаво виглядає в даному контексті й підвіска з околиць Києва, де повністю  реалістичний птах є, навпаки, деталлю художньої композиції з тризубом (іл. 4:1)... Підсумки: Науковий процес рідко стоїть на місці, і навіть у випадку з такою складною проблемою, як походження, атрибуція та символіка давньоруських князівських знаків за останні десятиріччя поступово підштовхує дослідників до кількох важливих висновків.Найраніший етап давньоруської князівської геральдики все ще пов’язується зі знаком у вигляді «двозуба», який, проте, більше не може  розглядатися як персональний знак Святослава Ігоревича, оскільки виник не пізніше останньої чверті ІХ ст., та використовувався принаймні до 80-х  років Х ст. Також сумнівним залишається прочитання імені «Святослав» на печатці з «двозубами» із садиби Десятинної церкви, що значно зсуває достовірно встановлений час появи давньоруських свинцевих печаток.Поява «тризуба» Володимира Святославича наразі не може датува-тися часом раніше від часу хрещення князя (989/890 рр.), тобто відноситься вже до періоду християнських символів. Версія про прототипи знаків Во-лодимира та його синів Ярослава та Святополка у вигляді монограм на су-часному етапі має опиратися на стандартні форми візантійських грецькихмонограм і включати християнські імена князів – Василій, Петро, Георгій. Що стосується версій іконографічного напрямку, то жодна з них вагомих аргументів на свою користь за розглядуваний період не набула.Перелік ранньої давньоруської князівської символіки має доповни-тися знаком у вигляді трикветра з плінфи Десятинної церкви, який міг по-трапити на Русь як символ християнського правителя після контактів княгині Ольги з німецьким імператором Оттоном І і закріпитися згодом для  руського населення як персональний знак княгині та її оточення на контрасті з «двозубом» «русі язичницької». 3) Кстати, хочу обратить внимание, что ситуация с родовыми знаками Рюриковичей полностью аналогична ситуации со словом «Русь»: они считаются принесенными норманнами с севера, но почему-то имеют полные аналогии в (индо)иранском мире, связанном со славянским (анты, сербы, хорваты, возможно северы (ассимил. савиры).  Это само по себе наводит на размышления о ранних влияниях юга на тех же норманнов. 4) Уточним: политика Олега, согласно ПВЛ и археологии (А. Комар) — это уже обустройство, строительство именно столицы и ее окружения — Вышгород, и др.)  — а сам Киев уже существовал — как центр земли полян и др. Это как раз почерк укоренившегося, ассимилировавшегося в славянской среде князя. (И не случайно же КБ пишет о «князьях росов», а не о конунгах, идущих в полюдье, при том, что приводит названия порогов по -росски. Значит его росские информаторы называли правителей князьями, а не конунгами. ). Да и в летописи Олег называет себя князем, а не конунгом: «Вы нєста кнѧзѧ ни роду кнѧжѧ · но азъ єсмь роду кнѧжѧ» («Вы не князья и не княжего роду, а я княжего роду»), или: «Азъ єсмь Ольгъ кнѧзь · а сє єсть Рюриков Игорь кнѧжичь». За словами скрываются значения: если князь — то это славянский правитель, в союзе с варягами, кривичами, чудью, мерей, весью, словенами. А если это просто варяжский предводитель, то обустройство всей Киевщины, переселение населения на новые территории, в новые поселения — ему ни к чему. Ср. Гнездово и др. (Кстати, есть интересная «датская» версия, что Олег / Хельґи был внуком датского правителя Хельґы, который в конце IX в. эмигрировал на Полабья. Женившись на дочери восточнославянского правителя Будимира, Олег получил во владение земли современного украинского Прикарпатья со столицей в Плиснеске (теперь с. Подгорцы на Бродовщине). Здесь у него родилась дочь Ольга / Хельґа, будущая правительница Руси и праздника. Погиб Олег в прикаспийском м. Берди 943 г.. В древнем европейском эпосе широко известный как Ожье Датчанин и Хольгер Данский (Мицько І. Пліснеськ — бáтьківшина княгині Ольги // Конференція «Ольжині читання». Пліснеськ. 10 жовтня 2005 року. Львів, 2006, с.61-81; Його ж. Родовід княгині Ольги за європейським епосом // Другі «Ольжині читання» Пліснеськ-Львів. 14-15 червня 2007 року. Львів, 2007, с.18-19, 24-25; Його ж. До історії поширення у Європі переказів про княгиню Ольгу // П’яті «Ольжині читання». Пліснеськ. 7 травня 2010 року. Львів-Броди, 2011,с.7; Його ж. Датское происхождение князя Олега // [http://conference.dansk.ru/content/view/28/39/]) В общем такая версия тоже косвенно про ассимиляцию в славянской среде.  4) «Выбор имени, выбор религии — решения, принимаемые правителями, диктуются конкретными интересами дела, а не абстрактной культурой. Святослав родился вскоре после серьезного поражения Игоря 941г., гибели многих его воинов-русов и др., что могло печально кончиться для него лично и династии в целом. Из-за чего в последнее десятилетие правления Игоря стал намечаться курс (пока еще неустойчивый) Рюриковичей и руси на большее сближение с местными, видимо, вырос и удельный вес славян в княжеской дружине. О чем говорит и появление в списке договора 944г. имен послов, купцов с негерманскими именами, хотя их и меньше половины. К тому же имена Рюриковичи стали давать славянские по звучанию, но семантически отсылающие к их предкам.» Психологически это маловероятно, чтобы имя сына было выбрано в угоду славянским союзникам в элите. Скандинавы были весьма храбры, чтобы заискивать таким символическим образом в политических целях.  Для этого нужно уже иное мировоззрение самого отца. Ведь это же наследник, продолжатель рода!  Потерпели поражение? -Пригласим новых варягов, печенегов, кого угодно! (Как в еврейской поговорке: если проблема упирается в деньги, то это — не проблема, — это расходы   ).  5) Культура ДР была синтетической, но все-таки с преобладанием славянского компонента. А ингумации — да,  были заимствованной инновацией, как и многое другое. 6) Неукорененность Святослава скорее исходила из его характера и того, что ему не было места в регламентированном Ольгой быту и образе жизни. Даже мальчишки мечтают о боях и славе, а здесь -широкий простор для любых действий и экстравертной экспансии. «Имеющийся исторический материал лишь подтверждает сохранение у княжеской дружины существенных норманнских культурных черт как минимум на протяжении первых десятилетий 10 века.» Отчасти, и только летописный, и поскольку он же,  плюс археология подтверждают и явные черты этнокультурной славянизации, ассимиляции, в том числе, в религиозной сфере. Особенно в Киеве.  6) По поводу мест для идолов Владимира уточню при случае лично у Алексея Комара, поскольку он только упомянул об этом в одном из обзоров, а я не отметил, где. Если найду, или узнаю, обязательно Вам сообщу. 7) «Т.е. надплеменной статус и служил основанием для легитимации их власти, по крайней мере, на Севере«. Да, согласен, именно и только на Севере! Но юг здесь  — ни при чем. Поскольку здесь не надо было никого замирять, а на имеющейся городской базе создавать уже  центр огромной территории, ее столицу. 8) «Именно что это надо исследовать и делать это в позитивном ключе. » И здесь полностью согласен. Это был первый этап. Факторный анализ показал ограниченность и определенную некорректность существующей парадигмы в описании возникновения государственности ДР.  И теперь надо исследовать и угорские влияния (в этом стиле захоронений больше , чем в ряде других. Есть мнения, что Олег активно использовал угорцев), моравские, постиранские влияния… Так что анализ сложившейся концепции выявил серьезные проблемы. Теперь надо разбираться с ними. Но не замалчивать их, «заметая под ковер» (как говаривал известный физик Ричард Фейнман), в отстаивании доминирующей парадигмы.

1) К вопросу о составе и происхождении погребений первой половины 10-го века в Киеве. Кажется, это единственная находка в Киеве молоточка Тора: В. Ивакин, https://www.academia.edu/2499479/Kyivs_burial_monuments_of_X_century с. 8: «в 1989 г. о адресу ул. Юрковская, 1, обнаружена подвеска-амулет в виде «молоточка Тора», характерная для дружинных захоронений Средней Швеции (Зоценко 2009:42—65)   С. 15: «В  современной       отечественной       научной       литературе       камерные  захоронения ,  как правило,   связывают  со  скандинавским населением,   так как почти   все находки   древнерусских   погребальных  камер известны  на       некрополях       ранних       городских       поселений эпохи  викингов (   Киев,   Псков,  Старая  Ладога,   Гнездово, Тимерево , Чернигов,  Шестовица  ).   Однако   некоторые       скандинавские   ученые       воспринимают  камерные   погребения       как       чуждый   элемент,   традицию, привнесенную   извне   (Gräslund1980: 46).   Неоднократные       попытки   идентифицировать  происхождение  погребенных  в  камерных   комплексах,   анализируя       предметы  сопроводительного  инвентаря,   результатов  не  принесли.   Поэтому  именно  социальная   характеристика,   а не  определение  этнической  принадлежности,   является   доминирующей  для  реконструкции       статуса       погребенных в  камерах   древнерусского   Киева.   Роль этнического   фактора  здесь  нивелируется   интеграционными   процессами   между  скандинавским,   балтским   и    угро — финским   элементами  и   массой   славянского  населения.   Очевидно,   правильным  будет   считать  захоронения  в  камерах   основным  погребальным обрядом новой  аристократической       верхушки   социальной  военно — торговой   группы  — «Руси».   Характерная   особенность   этого   обряда   —    наличие    богатого   сопроводительного   инвентаря   —  должна   была подчеркивать  высокий  социальный статус   погребенных  русов.   С. 19: «Для    древнерусских   дружинных   захоронений       характерен  каролингский  тип   мечей,   который   происходит  из  оружейных   мастерских  Среднего  Рейна    (Кирпичников   1966: 18—49).   Позже на Руси появились  местные   мастера,   изготовлявшие  оружие       на высоком профессиональном  уровне,   не  ступавшем   европейским технологиям  ( Печенюк   2003: 136—137).   Мечи,   найденные  в   захоронениях  Киева,   не  являются  исключением.   Изготовление   меча требовало   значительных       технологических   навыков,   это       оружие было очень дорогим.   Как   следствие,   мечи  попадали       в       захоронения  представителей       верхушки       военной   элиты.   Поэтому       находки  мечей  в    основном  встречаются   в  камерных       погребениях   Киева».          с. 29: «Киевская элита хоронила своих представителей в камерных гробницах деревянных сооружениях, которые выполняли роль дома для мертвых. Особенности конструкции камер повторяют основные строительные традиции лесной и лесостепной полос средневековой Европы.»  2) «В некрополе на Старокиевской горе срубы камерных погребений сооружались в двух техниках рубки углов срубов: «в обло» и «в лапу». В ряде случаев в Киеве, Гнёздове, Шестовицах, Чернигове и Тимерёве исследователями отмечено существование камер отличной и от срубной, и от столбовой конструкци(Михайлов К. А. Древнерусские элитарные погребения X — начала XI вв., 2005) В большинстве погребений конца IX — начала X века в Киеве и на Среднем Поднепровье тело покойного было помещено в могильную яму головой на запад. В семи камерных погребениях Киева обнаружены  мечи каролингского типа (Ивакин В. Г. Киевские погребения X века // Stratum plus. №5, 2011). По характеру и деталям погребальной обрядности захоронения имеют прямые аналогии в памятниках на территории Великой Моравии в Старом месте близ Угерске-Градиште, Микульчице (en:Mikulčice), Поганьско (близ Бржецлава), Скалице, Старом Коуржиме, Колине и Желенка (Ширинский С. С. Археологические параллели к истории христианства на Руси и в Великой Моравии // Славяне и Русь: Проблемы и идеи: Концепции, рожденные трехвековой полемикой, в хрестоматийном изложении / Сост. А. Г. Кузьмин. 2-е изд., М., 1999. С. 393—394). Прямые аналогии в погребениях знати свидетельствуют об этнокультурном родстве правящей элиты Киева и карпатских русин (Ширинский С. С. «Археологические параллели к истории христианства на Руси и в Великой Моравии» // сборник статей «Древняя Русь и славяне». – Москва: Наука, 1978 год, стр. 203-206)]. Борживой Достал, отмечая сходство инвентаря, писал о полной идентичности дружинных могил Киева и Чернигова погребениям в Великой Моравии](Достал Б. Некоторые общие проблемы археологии Древней Руси и Великой Моравии // сборник статей «Древняя Русь и славяне». – Москва: Наука, 1978, стр. 82-84.). Археологи А. Н. Кирпичников, Г. С. Лебедев, В. А. Булкин, И. В. Дубов пришли к выводу, что в киевском некрополе имеется только одно скандинавское погребение из 146 — столбовое камерное погребение с северной ориентацией № 114, датируемое к концом X—началом XI века (Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С.Археологические памятники Древней Руси IX-XI веков. Л., 1978. С. 12.,  Кирпичников А. Н., Дубов И. В., Лебедев Г. С. Русь и Варяги (русско-скандинавские отношения домонгольского времени) // Славяне и скандинавы. М., 1986. стр. 232. . https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%98%D1%81%D1%82%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F_%D0%9A%D0%B8%D0%B5%D0%B2%D0%B0#Ранняя_история То есть и моравский след прослеживается весьма отчетливо уже для первого десятилетия 10-го века, включая и термин власти — «князь». В целом ряд исследователей пишет об элитной дружинной общности, социальной группе под названием «русь», указывая на ее поликомпонентный этнический состав.

Ув. Виталий! 1) Интересным обстоятельством является то, что проведенный мной факторный анализ показал высокую вероятность ранней ассимиляции Рюриковичей в славянской среде ввиду их браков со славянками княжеского рода. И это хорошо совпадает с новгородской традицией, включая и Иоакимовскую летопись (несмотря на ее некоторую спорность). Анализ некоторых аспектов ИЛ дал С. В. Конча, развенчав обвинения  А. П. Толочко в ее фальсификации Татищевым: http://history.org.ua/JournALL/journal/2007/2/12.pdf . Согласно этим сведениям и их анализу,  Рюрик взял в жены Ефанду «рода Гостомыслова», сестру Олега. Соответственно, он был дядей (уй, укр. вуйко) Игоря Рюриковича. Более того, «Ольга в новгородской летописной традиции считается «правнучкой Гостомысловой», «от Пскова». То есть Рюриковичи для славян были славянскими князьями скандинавского (варяжского) происхождения по мужской линии. Противоречит ли это чему либо и всем известным фактам?  — Никак не противоречит. А клятвы, соединяющие богов славянских Перуна, Волоса, варяжское «оружие» и «обручи» прямо говорят об этнокультурном синтезе славянского и скандинавского компонентов. И двуязычии Рюриковичей. И о привлечении варягов для службы, и о союзе с ними. Как впрочем, и союзных славянских и угро-финских племен, их элиты.  2) А вот археологические выводы А. Комара, вполне согласующиеся с проведенным факторным анализом: «Топографическая структура Киева второй половины IX в.напоминает славянское «гнездо поселений» в миниатюре, но расстояние от городища в случае отдельных поселений обычно значительнее (Михайлина,2007, с. 159–170).Следовательно, наблюдаемая в Киеве структура заселения площадок гор населением культуры Луки-Райковецкой скорее должна быть интерпретирована как единое поселение, соответствующее статусу славянского общинного центра. Дать более детальную его характеристику в настоящее время не представляется возможным. Исследованы лишь небольшие участки культурного слоя и несколько рядовых объ-ектов, которые позволяют максимум утверждать наличие гончарного ремесла. Каких-либо предметов престижной культуры IX в. – украшений, оружия,монет, импортов – в комплексах культуры Луки-Райковецкой на территории Киева пока не обнаружено…» «В концеIX – начале Х в. параллельно небольшая группа роменцев занимает террасу на северном склоне Старокиевской горы, где уже без проблем возводит традиционные для себя полуземлянки. И хотя целый ряд исследователей склонны связывать возникновение Подола с деятельностью князя Олега, согласно летописи, около 882 г. захватившего Киев, материалы Подола конца IX – середины Х в. в настоящее времяне содержат ни единого предмета бесспорно скандинавского или «северного» происхождения, заставляя вспоминать об Олеге исключительно благодаря подчинению в 884–885 гг. северян и радимичей – основных носителей роменской культуры.» Если в закрытых родо-племенных коллективах традиционные элементы культуры имели больше шансов на выживание, в полиэтничном городе подвлиянием конкурентной ремесленной среды и растущей профессиональной специализации этнографические признаки городских жителей быстро стираются, о чём свидетельствует и полностью унифицированный уже в первой половине Х в. облик материальной культуры Подола. Единственным типом жилища данного района города становится на-земный сруб с подклетом (рис. 6; 9) и с глинобитной печкой на деревянном каркасе. Уже в Х в. формируются центральные улицы, границы усадеб, их стандарт планировки и размера, основные архитектур-ные и ремесленные традиции (Новое в археологии Киева, 1981; Гупало, 1982; Толочко, 1983; Сагайдак,1991; 2010).Такие редкие находки, как литейные формочки(рис. 10) с арабской куфической надписью второйпол. Х в. (Гупало, Івакін, Сагайдак, 1979, с. 47–53)или роговая булавка первой пол. XI в. с рунической надписью (Сагайдак, Хамайко, Комар, Вергун, 2012,рис. 4, 2), выразительно свидетельствуют о многонациональном составе жителей Подола. Но каково бы ни было происхождение населения, оно тщательно скрывается под маской унифицированной ремесленной древнерусской культуры. Социальный облик Подола для Х в. определяетсякак преимущественно рядовой. Концентрация «престижных» предметов на подольских усадьбах отме-чается лишь с XII в., когда уровень поверхности, посравнению с началом Х в., поднялся на 3,5–4 м, пол-ностью обезопасив население от ежегодного разлива Днепра. В горизонтах Х–XI вв., напротив, обычны-ми являются загоны и постройки для скота, остаткинавоза в хозяйственных частях усадьбы, многочис- ленные кости крупного рогатого скота, коз, свиней; детали рыболовных снастей и вёсла; зёрна проса,овса, пшеницы, огурцов, малины, лесные орехи и др. Впрочем, уже сами размеры приусадебного хо-зяйства говорят лишь о его вспомогательной роли.Иногда фиксируются следы ремесленного про-изводства – ювелирного, железоделательного; от- дельные находки в слоях Х в. византийских медныхмонет, стеклянных изделий, амфор, а также весовых гирек указывают на причастность части жителей Подола к торговле. И всё же далеко не всегда по находкам в границах усадьбы можно установитьрод занятий их собственников – по всей видимости, большинство жителей Подола принадлежалок городским разнорабочим, привлекавшимся длястроительства, разгрузки товаров и ремонта судов,различных сезонных работ и т. п.» «Отсутствие реальных данных о монументальномкаменном строительстве в Киеве ранее эпохи Влади-мира Святославича ставит в равное положение Старо-киевское городище и Замковую гору. Обе площадки вХ в. не демонстрируют наличие углублённых хозяй-ственных или ремесленных построек, в противовеспериоду XII – первой половины XIII в. В то же время вХ в. для таковых активно используются склоны и тер-расы Старокиевской и Замковой гор, весьма неудобные для создания усадьбы подольского образца. Объ- яснить феномен «пустующих» площадок городищ приналичии на них культурного слоя Х в. возможно лишьназемной срубной застройкой, великолепно сохраня-ющейся в Х в. на Подоле, но не оставляющей никакихархеологических следов на плато киевских гор.Центральный статус Замковой горы как «градаКиева» в Х в. определялся продолжением славян-ской традиции второй половины IX в. Но в концеIX в., в связи с возникновением Подола и резким увеличением населения города за счёт пришлыхгрупп, крепость на Замковой горе уже не могла ис-полнять функцию убежища для всего населения го-рода. Именно этот фактор стал основным для соору- жения новой крепости-убежища на Старокиевскойгоре. ПВЛ рассказывает о широкой градостроитель-ной деятельности Владимира, с которым связан этапкардинальной перестройки Киева 80–90-х гг. Х в. Нотакже летопись упоминает и о строительной ини-циативе Олега: «се же Олегъ нача городы ставити»(ПСРЛ, т. 1, стб. 23).Именно с периодом правления Олега связаны два крупнейших клада дирхемов, сокрытых в Кие-ве, – клад 1851 г. у Аскольдовой могилы на Печерскеи клад 1913 г. в усадьбе Сикорского в Верхнем городе,содержавшие по несколько тысяч монет (позднейшие 905/906 г.) и золотые скандинавские браслеты (рис. 12) (Корзухина, 1954, с. 83–84). Позже, в пер-вой половине Х в., реальная военная угроза Киевубольше не повторялась, что привело к постепенному упадку Старокиевской крепости. Разрастающийсявокруг курганный могильник подступил к её рву, ане укреплённый деревянной стеной вал постепенноразрушался. Решив использовать «общественное»городище для княжеского двора, в 50-х гг. Х в. Оль-га перестраивает укрепления, ещё более усиленныеСвятославом после печенежской осады 968 г. Имен-но этот «дворъ теремьныи отень» и занял ВладимирСвятославич после победы над Ярополком в 980 г… Анализируя проблему «безымянности» Замко-вой горы в древнерусское время, Б. А. Рыбаков иП. П. Толочко предположили существование двух «поселений Кия» – двора и града, буквально следуя сообщению летописи об основании живущимина трёх горах братьями «града», названного в честьстаршего брата. Роль «града» при этом отводиласьСтарокиевской горе, тогда как более древним считалось поселение на Замковой горе. Сравнивая этуситуацию с реалиями второй половины IX – Х в., на-блюдаем три небольших неукреплённых поселениякультуры Луки-Райковецкой на соседних выступах Киевского плато: Старокиевском, Детинке и Ку- дрявце, окружённые рвами позднее (в Х в.), а также городище на Замковой горе, называвшееся летописью в контексте событий Х в. именно «градъ Кыевъ».При строительстве большого оборонительногокольца «града Ярослава» (рис. 7: з) все три поселе-ния оказались объединёнными в один город. Речь,несомненно, не идет об эволюционном «синойкизме» – развитию поселений препятствовал большой языческий курганный могильник, располагавшийся за укреплениями (рис. 7: в)… Предметы скандинавского круга (рис. 13; 14; 15;16: 1, 3) в погребениях чаще всего единичны, реже представлены несколькими экземплярами и никогдане образуют «чистый» закрытый комплекс, часто сочетаясь с предметами «венгерского» или «восточного»стиля (рис. 16: 2, 4; 17; 18), представляющими совершенно другой вектор влияния в древнерусской куль-туре. Хронологическое распределение скандинавскихнаходок по киевским некрополям следующее: наиболее ранние предметы первой половины Х в. проис-ходят из нижнего могильника некрополя II, а также изразрушенных погребений могильника на усадьбе Ми-хайловского монастыря (по В. Б. Антоновичу, «возле Боричева спуска»); предметы второй половины Х в.концентрируются в могильнике на усадьбе Десятинной церкви (Андрощук, 2004 б, с. 46). Вышгород: «Лепная посуда всегда встреча-ется в комплексе с гончарной или раннегончарной древнерусской, что указывает на дату не ранее рубежа IX–X вв. Представлена фрагментами двух традиций: роменской и Луки-Райковецкой.Находки скандинавского круга в Вышгороде не-многочисленны и происходят в основном из фрагментарно исследованного могильника (Зоценко,2009, с. 24–27, илл. 3–5). Первая курганная группаХ в. располагалась к северу от городища в непосредственной от него близости; вторая, занятая позжепосадом, – к западу; третья – в километре от южного посада Х в. Наиболее отдалённая от городища западная курганная группа «Могилки на ставках»принадлежит могильнику ХI в. К сожалению, древние участки могильника заняты частной усадебнойзастройкой и поэтому практически недоступны для исследования.Смешение в раннем Вышгороде двух групп славянского населения различного происхождения, а также скандинавского компонента, аналогично наблюдаемому в этот же период в Киеве, и прозрачно свидетельствует об основании Вышгорода в правление Олега в качестве княжеского города. В летописной статье 946 г. княгиня Ольга на- ложила дань на древлян, две части которой шло наКиев, а одна – на Вышгород, что один из редакторов летописи объяснил принадлежностью Вышгорода Ольге: «бѢ бо Вышегородъ градъ Вользинъ» (ПСРЛ,т. І, стб. 60). Вероятно, такой же княжеский статус имели и другие крепости, возникшие в серединеХ в., – Китаевская и Витичев…Чернигов: «Антропологические исследова-ния материалов X–XIII вв. из Чернигова показаливесьма пёстрый состав населения, что неудивительно для такого рода городского центра. Выделены груп-пы, близкие северянам, населению Киева, а такжевероятный скандинавский компонент (Долженко,2011 а; 2011 б; 2011 в; Долженко, Потехина, 2011). Доля скандинавских элементов в материальной культуре Чернигова Х в. относительно невысока, особенно по сравнению с расположенным всего в 16 кмот города Шестовицким археологическим комплексом. В качестве проявления скандинавской традиции следует рассматривать камерные погребения, зафиксированные в Болдинской (2), Центральной (2) и Восточной (3) группах, а также в Берёзках (1). В вещевом комплексе скандинавские предметы представлены оружием из Чёрной могилы (два меча, нож, наконечник копья) и Гульбища (меч); женскими украшениями (фрагмент скорлупообразной фибулы) и «поло-сатым» оселком из кургана Безымянный; наборомкостяных фишек для скандинавской игры hnefatafl изЧёрной могилы (рис. 4), включавшим позолоченнуюбронзовую статуэтку держащегося за бороду короля»… «Опираясь на результаты исследований 1983–1985 и 1998–1999 гг., В. П. Коваленко решительно оппонировал версии о Шестовице как о временом, сезонном поселении. По его мнению, Шестовица возникла в последних десятилетиях IX в. какполиэтнический дружинный лагерь, призванный контролировать северянский племенной центр Чер-нигов (Коваленко, 1999; 2001); эти положения былиразвиты далее в серии публикаций с соавторами(Коваленко, Моця, Сытый, 2003; Коваленко, Моця,2006 а; 2006 б; 2010). В дальнейшем варианте интерпретации Шестовица трансформировалась в «лагерь викингов и славян», возникший в конце IX в. на месте сожжённого Олегом северянского поселения;ещё два тотальных пожара исследователь датировалпервой четвертью и концом XI в. (Коваленко, 2009).Количество оборонительных линий городища позже было существенно увеличено, и даже выделенров волынцевского времени, а также ещё один слойпожара укреплений древнерусского периода, на этотраз 912–914 гг., связанный с уничтожением Шестовицы во время гипотетического восстания северянпротив Олега (Коваленко, Ситий, Скороход, 2010).Эта же версия развития Шестовицкого поселения повторена в диссертации В. Н. Скорохода (Скоро-ход, 2011 а)»… «Все 11 погребений могильника с тор-говым инвентарём (фрагментами весов и гирьками)сосредоточены в группе I. Погребения с византийскими импортами – монеты, печать, стеклянныеигральные фигурки (рис. 14), перстни – в группах I(курганы 24, 33, 61, 83, 98, 101) и III (курган 118);шёлк встречен в группах I (курганы 42, 78, 98) и VI(курган 2006 г.). Погребения с гончарными сосуда-ми неюжнорусского облика представлены в курган-ных группах I (курганы 60, 74) и III (курган 122);«северо-западные» сосуды известны и на поселенииподола (Коваленко, Моця, Ситий, Скороход, 2008,рис. 11: 2). Погребения с предметами кочевниче-ского изготовления (сабля и сложносоставный лукс налучьем) также находятся в пойменных группах I(курган 61) и II (курган 110).Ставший знаменитым курган 36 группы I из рас-копок П. И. Смоличева содержал камерное парное погребение мужчины и женщины, сопровождавшееся верховым конём, полным набором вооружения, весовыми гирьками, а также набором ремесленных инструментов. В глазах совершавших погребальный ритуал умерший сочетал в одном лице уважаемого члена общества, воина, купца и ремесленника. Такая комбинация признаков соответствует представлениям никак не о княжеских дружинниках, не о «лучших мужах» городских селений, а об участниках торговых караванов, покрывавших тысячекилометровые расстояния на пути «из варяг в греки» или на восток,вынужденных полагаться на своё личное умение сражаться, чинить корабли, инструменты или одежду. Формирование пойменных курганных группв Шестовице следует рассматривать как следствие временного проживания на подоле участников речных и сухопутных торговых экспедиций, не являвшихся членами Шестовицкой общины, хоронившейсвоих умерших в практически уничтоженной сейчас террасной группе VI.Перспективность новых исследований остатков курганной группы VI ярко продемонстрировали от-крытия в 2006 г. камерного погребения воина с конём(рис. 15; 16), а также женского кремационного погребения 2011 г. с подвесками скандинавского стиля ифрагментами скорлупообразной фибулы (Коваленко,Моця, 2006 а; Коваленко, Моця, Сытый, 2012). Антропологический материал из ингумаций пойменных групп Шестовицы определён суммарно как принадлежащий населению североевропейского происхождения; наиболее близкие показатели из древнерусских могильников демонстрируют могильник Земляного городища Старой Ладоги (Санкина,2000, с. 80–96; Рудич, 2009, с. 19) и Черниговский не-крополь (Долженко, 2011 а, рис. 5; 8; 9). Это заключение, впрочем, справедливо лишь для мужской серии, тогда как женская серия Шестовицы сходна со славянскими сериями Днепровского Левобережья и, в частности, Любеча и Переяславля (Долженко,2011 а, рис. 6; 7; 10; 11).Среди шестовицких курганов несколько преоб- ладают насыпи с кремациями, в половине которых останки по славянскому обряду собраны в урны. В50 курганах никаких следов погребений не обнаружено, почти все эти курганы располагались в распахиваемой части угодий. Можно предположить, чтоони содержали урновые погребения в вершине на-сыпей, которые были полностью уничтожены распашкой. Если «пустые» курганы представляют собой насыпи с разрушенными кремациями, общее соотношение «северных» и «славянских» погребений резко меняется в сторону последних, что делает некорректной распространённую характеристику населения Шестовицкого комплекса как «преимущественно скандинавского»… «Начало функционирования могильника, городища и посада Шестовицы уверенно документируется только для второй четверти Х в. Образование культурного слоя и могильника традиционно немного запаздывают по отношению ко времени основания поселения, но всё же редкость керамических материалов первой половины Х в. и полное отсутствие второй половины IX в. не позволяют предполагать появление Шестовицкого поселения в конце IX в., относя это событие с большей долей вероятности к первой четверти Х в., при том что сооружение укреплений небольшого городища приходится лишь на вторую половину Х в. Шестовица резко контрастирует с Черниговом по количеству найденных предметов торгового инвентаря (Скороход, 2010 а), что не оставляет сомнений в функциях поселения. Сложнее определить, на каком пути и с какой именно целью было создано данное торговое поселение. Обратив внимание на низкую водность Днепра в конце IX – первой половине Х в., Ф. А. Андрощуксчёл функционирование пути «из варяг в греки»в этот период сомнительным, определив для Ше-стовицы роль посредника на восточном Сейминско-Донском пути (Андрощук, 1999). Этой версии противоречит полное отсутствие в комплексах Шестовицы салтовских и волжско-булгарских предметов, крайне низкое число найденных дирхемов,а также наличие византийских импортов Х в. (монеты, печати, экзагий, стеклянные сосуды, перстни,игральные фишки, шёлк; поясные детали, подражающие византийской стилистике декора). Не совсем точно передано и время «высоких порогов» Днепра – согласно геологической шкале, низкая водность реки наблюдалась в период 881–912 гг., тогда как в 912–931 гг. сток Днепра поднялся до коэффициента 1,18 от современного (Швец, 1978, с. 39).Начало свободной навигации по Днепру вряд ли случайно совпало с заключением русско-византийского торгового договора 911 г. Деснянский и Сейминский пути, связывавшие Киев с землями северян и радимичей, приобрели особое значениев экспорте пушнины, воска и мёда – натуральных продуктов, следы обмена которых на другие товары мы вряд ли сможем обнаружить в Шестовице археологическими методами. Шестовицкое поселение поначалу служило удобным местом остановки для экипажей лодок и кораблей, но, расположенное на пересечении сухопутного пути из Вышгорода в Чернигов, быстро превратилось в полифункциональное поселение, на котором производился ремонт судов, собирались транзитные сухопутные и речные караваны, обменивались товарами купцы, занимавшиеся доставкой товаров большими судами по Днепровскому пути, и«мелкооптовые» торговцы, совершавшие поездкина лошадях или лодках выше по течению Десны и Сейма. Вероятно, жизнь постояльцев на подобном поселении регулировалась особыми законами (как позднее на Готском и Немецком дворах в Новгороде), а за постой взималась определённая плата. С ис-полнениями функций финансового контроля и суда, возложенных на главу поселения, связано устройство небольшого укрепления на южном окончании мыса во второй половине Х в. В конце Х в. пойменное поселение и могильник перестали функционировать, что, несомненно, стало следствием ликвидации княжеской администрацией Владимира Святославича всей системы индивидуальной внешней торговли с полной передачей полномочий княжеским городам. Контрольный пункт на городище был упразднён, а Шестовицкое поселение на террасе потеряло основной источник дохода. Расположенное в неудобном для земледелия месте, оно ещё продолжало функционировать до начала XI в., после чего жители переместились не-сколькими километрами севернее, на второе Шестовицкое поселение в урочище Городище…» В Седневском некрополе отмечена высокая доля курганов с погребениями по обряду трупосожжения на стороне и помещением остатков кремации в урне в верхней части насыпи, характерных для северян. Процент подобных курганов здесь – один из наиболее высоких в Черниговском регионе.В то же время Седневский могильник выделяетсяи как памятник с ярко выраженными северными или скандинавскими элементами в погребальном инвентаре, со статусными мужскими украшениями пояса, предметами вооружения и арабскими моне-тами. По количеству подобных находок он уступает лишь Шестовице и Чернигову. Подобный синкретизм культуры, несомненно, обусловлен пограничным положением Сновска. Выше по течению Десны и далее на восток, вглубь роменского ареала, доля древнерусской гончарной посуды на северянских поселениях существеннониже, хотя она составляет ещё заметную часть кера-мического комплекса в Среднем Подесенье (Радичев,Горобово). Продукция древнерусского ремесленногопроизводства, используемая роменским населением, далеко не ограничивалась гончарными сосудами, онавключала также костяные гребни, подковообразные фибулы, поясные украшения, перстни, кресты-тель-ники, топоры, наконечники копий и стрел, железные замки и др. (Григорьев, 2000, рис. 13; 47; 48). Заслуживают внимания также находки предметов скандинавского стиля второй половины Х в. на роменских поселениях (Андрощук, 1999, с. 107–108; рис. 60;Шпилев, 2009) (рис. 19). Распространение такой моды маловероятно вне «дружинного» контекста, что заставляет весьма критически относиться к гипотезео политической самостоятельности северянского союза Посемья (Енуков, 2005). Шестовицкий комплекс выделяется среди памятников Подесенья как торгово-ремесленный центр с необычной для региона концентрацией камерных погребений, погребений с оружием и предметами скандинавского происхождения. В то же время Шестовица значительно уступает Чернигову и Седневу по площади укреплений Х в., по размерам и количеству больших курганных насыпей. За исключением Шестовицы и больших курганов Чернигова, процент погребений с оружием в могильниках Нижнего Подесенья низок (Моця, 1990 а,табл. 2), а сам состав такого вооружения (наконечники стрел, топоры, изредка копья и боевые ножи) соответствует, скорее, статусу ополчения. Несколько расширяют список «престижных маркеров» древнерусской культуры украшения пояса, сумки-ташки, подковообразные фибулы, многочастныекостяные гребни, но количество таких предметов(рис. 13; 18) в могильниках Х в. Черниговщины от-носительно невелико. Поэтому нет оснований говорить о широком распространении здесь «дружинной» культуры и тем более относить все поселенияс курганными могильниками данного периода к«дружинным лагерям» (см.: Бондар, Ситий, 2012).Территория бассейна Нижней Десны, заключённая в условном треугольнике Любеч – Выползов – Седнев, складывается уже в середине Х в. какособый очаг древнерусской культуры, стремительно распространяющийся в конце Х в. на Правобережье и Левобережье Днепра. Характерные элементы этой культуры: городища с открытым посадом и подолом, открытые сельские поселения, гончарная посуда, полуземлянки с печкой глинобитной конструкции,курганные могильники с кремациями на месте и ингумациями в ямах под насыпью.Одна из характерных особенностей культуры региона в середине Х в. – преобладание в могильниках трупосожжений на месте, в то время как обряд северян Днепровского Левобережья подразумевал трупосожжение на стороне с помещением останковв урне на вершине кургана. Расположение урны в верхней части насыпи наиболее достоверно документировано в Любече и Седневе, то есть на памят-никах, где лепная роменская посуда присутствует в слоях и объектах Х в. Хотя северяне, несомненно,представлены среди древнерусского населения ре-иона, археологические материалы дают убедительные свидетельства колонизации Нижнего Подесенья в конце IX – первой половине Х в. пришлыми группами славянского населения, практиковавшими тот же погребальный обряд, что и население,оставившее Гнёздовский могильник. Ещё Д. Я. Самоквасов заметил различия в антропологическом типе погребений в ямах и на уров-не горизонта курганов X–XI вв., правда, соотнося с северянами «круглоголовое», а не «длинноголовое»население. Позже было установлено, что именнороменцы были носителями долихокранного средне-широколицего типа, характерного также для радимичей, дреговичей и части кривичей (Алексеева, 1973;2002; Ефимова, 2002). Этот же тип наблюдается в древнерусских могильниках XI–XII вв. Липового, Любеча, Переяслава, женских сериях Чернигова и Шестовицы, но при наличии в городах заметной примеси долихомезокранного типа, характерного для«полян» Правобережья Днепра (Рудич, 2008; 2009).Общий облик древнерусского населения Нижнего и Среднего Подесенья X–XII вв. по мере накопления антропологического материала сместился ближе ксуммарной серии северян, но остаётся нетождественным ей, свидетельствуя о смешанном характере насе ления и наличии выразительного «правобережного»компонента (Долженко, 2010; 2011а)…После прекращения функционирования в регионе волынцевских памятников в начале IX в.северянское и древнерусское население вторично осваивает свободное пространство. Начиная с рубежа IX–X вв. здесь возникают два опорных центра – Любеч и Чернигов, вокруг которых ко второй четверти Х в. формируется инфраструктура из мелкихгородищ и открытых поселений. Возникновение Шестовицкого торгового поселения не связано с княжеской политикой заселения Подесенья. Этот комплекс уникален для региона по всем основным параметрам и возникает после заключения торгового договора с Византией 911 г. В военизированных купеческих группах, курсирующих по пути «из варяг в греки», преобладали выходцы из Скандинавии, о чём говорят не только материалы Шестовицкого пойменного некрополя, нои отдельные скандинавские находки на самом пути следования в Надпорожье (рис. 20) и устье Днепра(Мельникова, 2001, с. 200–203). «К середине IX в. пустеют бассейны Сулы, Ворсклы и Десны, а северянское население роменской культуры концентрируется в верхнем течении Псла и Посемье. На Правобережье Днепра в основательно разреженный ареал полян выдвигаются носители культуры Луки-Райковецкой, создающие укреплён-ное поселение в Киеве.В конце IX в. территория Киева существенно расширилась за счёт образования Подола и притока новых групп населения, среди которых выделяются носители роменской культуры Днепровского Левобережья. Появление ремесленного посада сопровождалось быстрым вытеснением из обихода лепной посуды и скачком в развитии гончарного производства, положив начало широкому распространению новых керамических форм, ставших одним из наиболее ярких и узнаваемых элементов древнерусской культуры. Материалы курганного некрополя, возникшего в этот период в Верхнем городе, отражают появление новых форм погребального обряда, в том числе призванных подчеркнуть высокий статус умерших (высокие курганные насыпи, погребения в камерах), разнообразных новых влияний в вещевом комплексе (скандинавских, венгерских, «восточных»), маркирующих формирование «дружинной моды». Они свидетельствуют о полиэтничном составе населения Киева, именно с конца IX в. обретающего признаки средневекового города.Картина распространения древнерусских памятников в Среднем Поднепровье конца IX – середины X в., уточнённая с учётом современных данных охронологии керамических комплексов, оказывается несколько неожиданной в контексте традиционных киевоцентрических моделей. Древнерусская колонизация Правобережного Поднепровья конца IX – первой половины X в. привела всего лишь к основанию Вышгорода и Китаевского городища как форпостовКиева, а также Витичева в качестве южного пограничного пункта на Днепре. Основные же усилия Киева по созданию прочного плацдарма государства были направлены в этот период на заселение оставленного северянами ещё в начале IX в. пространства Левобережного Нижнего Подесенья, где возникают Чернигов, Любеч, Сновск, сеть мелких городищи сельских поселений. Одновременно с конца IX в.в бассейнах Средней Десны, Сулы, Псла и Ворсклы появляются цепочки городищ роменской культуры.Основной людской ресурс для заселения Черни-говщины составили северяне и славяне Правобережья Днепра, хотя вероятно также присутствие в составе формирующегося населения отдельных групп кривичей и радимичей. В важных административных и торговых центрах, где располагались княжеские гарнизоны – Чернигове, Шестовице, Сновске, заметную роль играли и выходцы из Скандинавии.Только после окончательного разгрома и покорения древлян в 945–946 гг. начинается древнерус-ская колонизация на Правобережье Днепра, направ- ленная на Овручский кряж, не занятый населениемкультуры Луки-Райковецкой, а в конце Х в. приходит очередь ещё одного пустующего региона на Ле-вобережье – Переяславщины. Принципы переселенческой политики киев-ских князей хорошо описаны летописью для вре-мени правления Владимира Святославича – этонабор «лучших людей» из различных племён с по-следующим расселением их по новообразованным градам нового русского пограничья – по рекам Десне, Остре, Трубеже и Суле на Левобережье Днепра,а также Стугне – на Правобережье. Вырванные из родо-племенных коллективов, переселенцы быстро теряли свои этнографические особенности, усваивая общедревнерусские традиции, распространению которых способствовало массовое появление стандартизированной продукции городского ремесла.Инкорпорация традиционных закрытых общин,наоборот, протекала медленно и находилась в зависимости от скорости их интеграции в ремесленные,сельскохозяйственные и промысловые рынки. Но разрушение родо-племенных коллективов неумолимо наступало в процессе естественного развития ин-ститутов Древнерусского государства: военно-административных (строительство городов-крепостей с гарнизонами на племенных территориях) и феодальных (образование княжеских волостей и боярских уделов с включением или переселением населения в новые территориальные структуры). Летопись выделяет три основные этапа градостроительства Х в. в Среднем Поднепровье, историческая реальность которых находит полное подтверждение в археологическом материале:1. При князе Олеге (882 г. – первая четверть Х в.). К этому времени относится реконструкция Киева ,основание Вышгорода, Чернигова и Любеча, формирование системы древнерусского заселения Нижнего Подесенья; 2. При княгине Ольге (946 – 60-е гг. Х в.). В этот период происходит расширение древнерусской колонизации Правобережного Поднепровья, основание Овруча, Витичева, а также административных центров-погостов на территории Древлянской земли; 3. При Владимире Святославиче (980–1000 гг.).На этом этапе производится масштабное строительство новых крепостей в пограничных зонах, перестройка существующих древнерусских городов и укреплённых племенных центров; происходит формирование древнерусской сельскохозяйственной округи городов. Окончательное включение остатков племен-ных территорий Южной Руси в административную и социально-экономическую структуру государствавыражается археологически в исчезновении роменской культуры на Левобережье Днепра и последних проявлений традиций культуры Луки-Райковецкой в западных южнорусских землях. Происходит это в 30-х гг. XI в., в правление Ярослава Мудрого, с которым Повесть временных лет связывает завершение формирования Древнерусского государства в его политических и этнических границах.» https://www.academia.edu/5028113/%D0%A0%D1%83%D1%81%D1%8C_%D0%B2_IX_XI_%D0%B2%D0%B5%D0%BA%D0%B0%D1%85_%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%81%D0%BA%D0%B0%D1%8F_%D0%BF%D0%B0%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B0%D0%BC%D0%B0_Rus_in_9th_-_10th_centuries_archaeological_panorama._-_%D0%98%D0%BD-%D1%82_%D0%B0%D1%80%D1%85%D0%B5%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B8%D0%B8_%D0%A0%D0%90%D0%9D_%D0%BE%D1%82%D0%B2._%D1%80%D0%B5%D0%B4._%D0%9D._%D0%90._%D0%9C%D0%B0%D0%BA%D0%B0%D1%80%D0%BE%D0%B2._%D0%9C%D0%BE%D1%81%D0%BA%D0%B2%D0%B0_%D0%92%D0%BE%D0%BB%D0%BE%D0%B3%D0%B4%D0%B0_%D0%94%D1%80%D0%B5%D0%B2%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8_%D0%A1%D0%B5%D0%B2%D0%B5%D1%80%D0%B0_2012_496_%D1%81 
Таким образом, статус Шестовицкого поселения  и др. также существенно пересмотрены.
3) « Считать, что норманны способны были только на грабежи, а не создание государств — это антинорманизм в чистом виде.))) В конце концов они самостоятельно огосударствились и на исторической родине.   Другой вопрос, что быстрее это происходило там, где они были ближе к средневековым «цивилизациям». Нет, нет, я имел в виду только Восточную Европу, в которой скандинавских торговых поселений было немало, но государств почему-то не возникало.     4) «Не считаю весомым вклад норманнской, равно как и восточнославянской традиций в сложении относительно развитой государственности уровня 11 века.» Согласен, скорее речь идет о предпосылках в виде традиций княжеской власти у славян, с индуцированием примерами из родственной Великой Моравии, воздействиями Византии, Хазарии, и др. 

Ув. Виталий! По поводу личности Святослава. Карамзин ведь не случайно называл его русским Александром Македонским. У них обоих один и тот же психологический/соционический тип (даже близкие варианты типа). Отсюда жажда воевать и покорять. И даже общее желание основать новую столицу вдалеке от старой, там где больше ресурсов и возможностей. Поэтому собственно к «варяжскому происхождению» действия Святослава вряд ли имеют отношение. Ведь не македонское происхождение Александра двигало его на завоевание мира. А само имя Святослава — уже говорит о степени ассимиляции его родителей (хотя я знаю Вашу точку зрения просто о политической целесособразности). Однако, когда речь идет о сыне и наследнике, психологические мотивации здесь гораздо сильнее и глубиннее, чем текущий политический момент. Поэтому имя сына — это вопрос этнокультурного самосознания правителей — хотя они и были Рюриковичи по происхождению. Кроме того, (если это корректная информация), «при первых русских князьях их личная дружина (без призванных «из-за моря варягов», которых при Олеге, Игоре, Святославе, Владимире и Ярославе Мудром регулярно звали для того или иного похода; и без воинов-ополченцев, так называемых «воев» из свободных горожан и сельских жителей) составляла от 200 до 500 человек. Большинство дружинников имело восточнославянское происхождение.  Л. Клейн, Г. Лебедев, В. Назаренко на основании изучения курганного археологического материала заключили, что неславянские воины составляли в княжеской дружине Х в. примерно 27% ее состава. Неславянский контингент составляли выходцы из скандинавских, финно-угорских, лето-литовских, тюркских, иранских этносов. Причем скандинавы-варяги составляли 4-5% от общего числа княжеских дружинников. (Клейн Л., Лебедев Г., Назаренко В. Норманские древности Киевской Руси на современном этапе археологического изучения. История связей Скандинавии и России (IX — XX вв.). — Л., 1970. С. 239 -246, 248-251).» http://100.histrf.ru/commanders/svyatoslav-knyaz/ . В общем-то данные по захоронениям и дают искомые 5-6 %. Понятно, что это приводило к быстрой ассимиляции тех, кто выжил в походах. 

Уважаемый Аксель! Прежде всего, я имел в виду дорюриковых норманнов. «То, что мы знаем об обустройстве свой власти Рюриком, вполне напоминает уже сложение протогосударства«. Согласен, напоминает, но именно протогосударство, в его самой ранней форме. Причем, заметьте, даже новгородцы долгое время никак не считали, что они живут в «Руси», особенно в «Новгородско-Ладожской». Для них «Русь» была в Киеве: «поехать в Русь».  Поэтому о государственности времен Рюрика говорить просто преждевременно. посадить «своих людей» на нужных маршрутах и создать несколько торговых городищ (например, 40 норманнов в давно уже существовавшем Сарском городище) — это еще не означает — создать государство. Но вот здесь — действительно новый поворот: «система наместничеств была весьма прогрессивным явлением на фоне существовавших систем правления в Восточной Европе. Вторым интересным явлением было установление наследственного правления, вопреки выборной традиции, характерной для «военной демократии». Откуда он взялся? От западных соседей? И потом, подчинение Рюрику было довольно условным: например, Аскольд и Дир пошли и…ушли…И податей явно не платили…И ряд городов, в которых по летописи якобы сидели пюди Рюрика, возникли позднее. То есть это аберрация. Поэтому гораздо более весомые основания — связывать появление государственности Древней Руси именно с Киевом и Олегом — ввиду начала его системной деятельности по обустройству своей земли, осуществление программы заселения новых поселений именно славянским населением, что хорошо зафиксировано археологически (А. Комар). Подчинение соседних племен. Соперничество с Хазарией. Плюс дальние военные походы и торговля. Это уже качественно иной уровень. Именно поэтому в свое время для этого нового государства  и было предложено название «Киевская Русь». Кроме того, цари славян — у аль-Масуди — это Дир и Олванг (Олег): «Первый из славянских царей есть царь Дира, он имеет обширные города и многие обитаемые страны, мусульманские купцы прибывают в его землю с различного рода товарами. Вслед за ним (Диром), следует царь ал-Олванг, у которого много владений, обширные строения, большое войско и обильное военное снаряжение. Он воюет с Румом, франками, лангобардами и другими народами. Войны между ними ведутся с переменным успехом». (Кстати, давно высказано мнение, что возложение Олегом дани на Новгород Киеву и варягам может свидетельствовать и против версии о новгородском княжении Олега: ««Ярославу сущу в новѣгородѣ и оурокомъ дающю . ҂в҃ . гривенъ . ѿ года до года . кыєву . а тысѧщю новѣгородѣ гривенъ раздаваху . и тако даху вси посадницѣ новьгородьстии»; «и оустави варѧгом̑ дань даӕти . ѿ новагорода . т҃ . гривенъ на лѣт . мира дѣлѧ єже до см҃рти Ярославлѧ даӕше варѧгом». См. Полное собрание русских летописей. — Москва, 1962. — Т. 2: Ипатьевская летопись. — Стб. 17, 114—115). Хотя, в общем-то и деяния Олега — были только началом ДР как государства, но уже имели достаточно выраженный государственный почерк, продолженный его преемниками.  И Рюрика никто «царем» кажется не называл… Да и Константин-то пишет о Руси Внешней и Руси Внутренней уже о временах после Олега.