Дьяковская культура

Дьяковская культура — археологическая культура раннего железного века, существовавшая в  лесной полосе Восточной Европы (Верхнее Поволжье и Верхнее Подвинье) в течение доброй тысячи лет — с VI/V в. до н.э. по IV/V вв. н.э. (раньше считали, что диапазон шире: с VIII в. до н.э. по VII в. н.э.). Это время, за которое в Средиземноморье успели возникнуть и сойти на нет древнегреческие города-полисы, Римская Республика и затем Империя. Археологами в Центральной Европе это время отводится последовательно гальштатской и латенской эпохам, а в Северном Причерноморье – скифам и затем сменившим их сарматам.

По нынешней географии это территории Тверской, Вологодской, Владимирской, Московской, Ярославской, Ивановской, Костромской и Смоленской областей.

 

 

С юго-востока  с ней соседствует родственная городецкая культура (Среднее и Нижнее Поочье), с севера – родственная культура, называемая иногда ильменской, с запада – эсто-ливская, а с юга — культуры штрихованной керамики, днепро-двинская, мощинская. За ними, еще южнее культуры сменялись: сначала скифские, потом сарматские, потом культуры полей погребений.

Название культура получила по Дьякову городищу у села Дьяково под Москвой (ныне в границах Москвы, в черте музея-заповедника Коломенское). Раскопки его начал в 1864 году Д. Я. Самоквасов. Общую характеристику культуры сформулировал в 1903 году А. А. Спицын.

 

 

 

 

Поселения и жилища. Небольшие селища поначалу, а потом  городища дьяковцев (1000-3000 кв. метров) строились на высоких берегах рек при впадении в реку ручья или другой речки, на образованных этим треугольных мысах. Полагают, что такое городище было и на месте Московского Кремля. Известно уже около 300 дьяковских селищ и более 200 городищ. С напольной (открытой) стороны городища укреплялись поначалу слабо, только рвом и частоколом. Вскоре, однако, укрепления усиливаются: с распространением железа и увеличением богатств родов участились грабительские набеги. Городища обносят валами, а затем с напольной стороны стали возводить валы с обеих сторон рва. Кунцевское городище было окружено даже тройной линией валов и частоколов. Вместо частоколов стали возводить «жилые стены» – ряды бревенчатых построек, хозяйственных и жилых, сомкнутых так, чтобы служить и оборонительными стенами городища (если такие срубы заполнить землей, получатся древнерусские «городницы»)

В городище проживало от 50 до 200 человек. За пределами речных долин дьяковцы не жили, так что плотность населения в дьяковскую эпоху была низкой. На всей территории современной Москвы (более 1000 кв.км.) известно 10 городищ, то есть на эту территорию приходилось около 1000 человек. Осваивалась территория примерно в радиусе 3 км от городища (охотничьи угодья, пастбища, поля, и проч.)

Жилищами были сначала круглые полуземлянки с коническими крышами, а позже — длинные дома площадью в 50 — 70 кв.м. Например, в Дьякове один из раскопанных домов составлял в длину 15 м при ширине 3,5 м. Дома были срубные либо столбовые, стены из тонких бревен (возможно, плетня), обмазанных глиной. Входное помещение  (типа сеней) было холодным, остальные — теплыми, с каменным или глинобитным очагом в центре. Пол посыпали песком либо обмазывали глиной, устилали травяными циновками. В последние века существования культуры вместо больших длинных домов стали возводить  небольшие бревенчатые постройки на опорных столбах, квадратные в плане. Считают, что от них традиция ведет к севернорусским срубам. Обнаружены кирпичи специфической формы («рогатые»).

Кроме жилищ, имелись и хозяйственные постройки — хлева и амбары, а также кузницы и общественные мастерские, где собирались женщины для прядения и ткачества..

В начале нашей эры при городищах появляются неукрепленные селища, так, например, у Дьякова городища было два селища — «Выгон» и «Чертов городок».

Материальная культура – артефакты. Керамика лепная, поначалу она была «текстильной» или «сетчатой», как в предшествующей культуре текстильной керамики. Реже встречаются сосуды с рогожной поверхностью (на деле она получена гребенчатым штампом, имитирующим ткань), ещё реже — со штрихованной поверхностью. Но с III в. н. э. текстильную керамику сменяет гладкая грубая посуда с массой примесей в тесте, богато орнаментированная по краю венчика и по верхней части стенок (гребенчатый штамп, защип по верху, прочерчивание); есть и более совершенная чернолощеная (под балтским влиянием). Горшки плоскодонные, приземистые, с оттянутым венчиком, а также вытянутые баночной формы и миниатюрные сосудики.

 

 

Металла было мало, зато широко использовались орудия из кости и,  по-видимому, дерева, а на ранних этапах культуры ещё и каменные. Основные орудия поначалу – костяные наконечники стрел и многозубые гарпуны. В начале существования культуры металлические орудия еще бронзовые, потом они сменяются железными. В частности распространяются железные наконечники стрел с двумя шиловидными выступами в основании пера, с черешком для крепления к древку. Цветные металлы остаются для украшений скифского облика.

 

 

Специфичны для дьяковской культуры небольшие глиняные предметы неясного назначения («грузики Дьякова типа»)  в виде усеченного конуса с внутренним канальцем, со следами потертостей и нитей. Основание конуса – с насечками или рубчиками. На поверхности — точечный орнамент, свастики, другие рисунки. Предметы эти появились на рубеже эр. Высказано множество гипотез о назначении этих предметов – от крышек масляных ламп и рыболовных грузил  до пуговиц и культовых вещиц (вместилищ душ умерших), но наиболее распространены две трактовки — либо это пряслица,  либо грузики для вертикального ткацкого станка.

 

Хозяйство. Дьяковское население было скотоводческим мясного направления. На мясо шли туши коров и особенно свиней; разводились и лошади, но не как тягловый скот, а на мясо, а впоследствии также для верховой езды (найдены псалии и удила). Скот отличался  малорослостью.

Охотились на лося, оленя, медведя, кабана, косулю, тетерева, рябчика, всё это — ради мяса, на бобра же, куницу, лису и выдру – ради пушнины. Для охоты на мелкого пушного зверя использовались специальные стрелы с тупым наконечником (чтобы не попортить шкурку).

Земледелие существовало, но было примитивным и носило вспомогательный характер. По мнению Д. А. Авдусина, оно вряд ли было подсечно-огневым, так как для этого нужно много топоров, а они на дьяковских городищах редки. Мотыгами возделывали мысы и участки высоких берегов, а заливные и пойменные луга шли под пастбища. Возделывали просо, ячмень и пшеницу, а также коноплю и лён. К концу существования культуры последние заняли уже значительное место в хозяйстве дьяковцев.

Социальные отношения. Среди обитателей Дьяковских городищ нет имущественной  дифференциации. Поэтому полагают, что дьяковцы жили родовым строем, каждый род —  в особом городище; стада скота содержались в общем загоне (составляя, очевидно, родовую собственность).

Динамика. Как уже сказано, поначалу дьяковцы жили в неукрепленных поселениях (селищах) Постепенно многие селища укреплялись — превращались в городища, и укрепления усиливались. В начале нашей эры дьяковцы более активно включились в международный обмен и для этого начали бить пушного зверя в промышленных масштабах. С этого времени усилилось влияние юго-западных соседей – балтов. Это ощущается не только в керамике, но и во всем инвентаре. Сокращается ассортимент костяных изделий вплоть до исчезновения под конец — они вытесняются железом. Широко распространяются бронзовые украшения с разноцветной выемчатой эмалью. Появляются специфически дьяковские ювелирные изделия: нашивные бантиковидные бляшки, серьги с трапециевидными подвесками  (на них парные шарики зерни), ажурные застежки-сюльгамы. В обмен на меха поступали импортные изделия — римские стеклянные бусы и т.п.  На Троицком городище найдена римская фибула I в. н. э. с надписью «avcissa» — самая северная из находок этого типа. Вещи из Средиземноморья поступали к дьяковцам через скифов, потом сарматов. Эти посредники оказали некоторое влияние на дьяковскую культуру своим «звериным» орнаментом, а костяные дьяковские стрелы по форме подражают скифским бронзовым.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Погребения и духовная культура. Своих покойников дьяковцы кремировали, а прах с остатками погребального инвентаря и бронзовых «шумящих украшений» помещали в так называемых «домиках мёртвых»  — небольших полуземлянках вдали от городищ (такие же «домики мертвых» находят в Вологодской области, культура которой тесно связана с дьяковской, причём там этот обряд появляется наряду с более ранними грунтовыми погребениями). Бытует догадка, что первые славянские пришельцы, увидев такие «домики смерти»  в лесной глуши, создали сказочный образ обиталища Бабы-Яги — избушки на курьих ножках. Действительно Баба-Яга – мифологическое воплощение повелительницы царства мертвых (это показал Пропп), но ее образ и мифологическое место – не результат случайной встречи восточных славян с чуждым обрядом, а общеславянский образ, избушка же на курьих ножках, по мнению фольклористов, соответствует славянской домовине VI — IX веков на «курных» (окуренных дымом) столбах.

 

 

К свидетельствам духовной жизни дьяковцев относят миниатюрные глиняные женские статуэтки, зооморфные фигурки, а также костяные поделки с изображениями животных (выполнены под влиянием скифского «звериного стиля»). Загадочными остаются глиняные таблички с точечными узорами, есть и глиняные шарики с таким же узорами.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Физический облик дьяковцев. Прямая антропологическая характеристика дьяковцев невозможна, поскольку кремация не оставляет материала для определений.  Акад. Т.Алексеева судит о дьяковцах косвенно – по позднейшему славянскому населению региона, вятичам и кривичам, которые, по ее мнению, сформировались в ходе ассимиляции дославянского населения – дьяковцев.  У вятичей она отмечает монголоидную примесь.  Вятичи, по ее определениям, были узколицыми долихокефалами грацильного сложения и невысокого роста; у них были плоские скулы и мало выступающий нос, так что они практически не отличались от мордвы-эрзя.

А. С. Сыроватко и А. Я. Елистратов избрали другой путь – они попытались восстановить физический облик дьяковцев по отпечаткам пальцев на керамике (в криминалистике есть такая методика). И пришли к выводу, что дьяковцы были людьми грацильного телосложения: худощавыми и невысокого роста – это сходится с предположениями Алексеевой.

Происхождение и этническая принадлежность. Носителей дьяковской культуры Б. А. Рыбаков отождествлял с йирками  Геродота, лесными охотниками, но это мало что дает, кроме названия. А дьяковскую культуру и смежные с ней, в том числе городецкую, обычно считают финно-угорскими: носителей дьяковской культуры считают предками племён мери и веси, а носителей городецкой культуры — предками муромы, мещёры и мордвы. Обе культуры были потомками культуры текстильной (сетчатой) керамики позднего бронзового века Волго-Окского междуречья.

Двигаясь из этого района на запад, дьяковцы сменили абашевскую и захиревшую фатьяновскую культуры (которые по происхождению могут считаться восточно- и северно-германскими), возможно, включив их в себя. Следы языка этих погибших и, возможно, частично ассимилированных культур можно искать в языке веси – вепсов (мерянский язык не сохранился). Археологические источники свидетельствуют об ожесточенной борьбе между дьяковцами и последними фатьяновцами (факты собраны В. Шпаковским и О. Фадеевой).

Язык же самих дьяковцев и городецковцев представлен в эрзянском языке потомков городецкой культуры – эрзя (входящего в население Мордовии). Яркий энтузиаст эрзянской культуры философ А. М. Шаронов утверждает, что мерянский язык был идентичен с эрзянским, но с ним никто из филологов не согласен. У него есть и другие увлечения-преувеличения в реконструкции эрзянской преистории, но на одно его наблюдение, возможно, стоит обратить внимание (хотя и оно нуждается в проверке). Он считает, что в формировании русского языка сказался финноугорский (в частности эрзяно-мерянский) субстрат. Ко вкладу этого субстрата он относит: русское полногласие (голос, волос, город, берег и т. п.), свободное ударение (на любом слоге), звук Ё (отсутствующий в большинстве славянских языков) и обилие дублетных слов (жили-были, стёжки-дорожки, жив-здоров, любо-мило, пошло-поехало).

 

Можно подвергать сомнению корректность и значимость этих наблюдений (скажем, полногластие есть и в украинском, а поляне вряд ли участвовали в формировании русского языка). Но современная генетика побуждает отнестись к этим наблюдениям внимательнее. Во-первых, в монографии Е. В. и О. П. Балановских «Русский генофонд на Русской равнине» показано, что генофонд российского Севера отличается от остального русского и восточнославянского генофонда и схож с генофондом финноугров. Во-вторых, в монографии О. П. Балановского «Генофонд Европы» помещена карта генетических расстояний эрзи и мокши – мордовских этносов. Если мокша выделена островком, то с эрзей схоже население всей лесной полосы Восточной Европы. Видимо, мокша первоначально не была финноугорской, а лишь приняла финноугоский язык, а эрзя действительный наследник финноугорского населения обширной территории – дьяковской и городецкой культур. Противоречит этому только то, что территория генетически близкого эрзе населения гораздо шире ареалов этих культур и, возможно, говорит о  более древнем субстрате (культурах ямочно-гребенчатой керамики?).

Также и антропология вынуждает задуматься над этими проблемами. Монголоидной примеси у мордвы меньше, чем у других финноязычных народов Поволжья. А внутри мордвы среди эрзи преобладают светлокожие и светловолосые, среди мокши — люди тёмной пигментации.

 

 

 

 

В дьяковских жилищах очаг располагался в центре дома — в отличие от славянских домов с печью в углу. А. Н. Башенькин выделяет изображения медведя и утки — по данным этнографии, оба этих животных священны у финно-угров: медведь как «хозяин леса», утка — как прародительница всего сущего, снесшая Мировое яйцо.

Некоторые исследователи считают, что балтское воздействие на дьяковскую культуру было столь сильным, что западная часть дьяковцев, возможно, превратилась в балтов. Лингвистических доказательств этого превращения нет. В финских языках есть много заимствований из балтских, но языки остались финскими. Но соотношение ареала балтской топонимики с южной частью дьяковской культуры и совпадение с ареалом позднедьяковских серег (см.карту в начале статьи) побуждает некоторых исследователей серьезно рассматривать эту возможность.

 

Конец дьяковской культуры.

С середины I тыс. н. э. дьяковская культура приходит в упадок и за несколько веков исчезает,  причем без признаков насилия извне. Считалось, что в IX—Х вв. земли дьяковцев заселяют славянские племена кривичей и вятичей, придя туда через 200 – 300 лет после дьяковцев. Но В. В. Седов постулировал более ранее проникновение славян в Верхнее Поволжье – с IV — V веков. Так или иначе, перерыва в заселенности не было – славяне имели прямой контакт с дьяковским населением и ассимилировали его остатки. Именно поэтому в регионе сохранились финская гидро- и топонимика: Яуза, Яхрома, Кострома, Ухтома, Клязьма, Ока, Шуя, Москва, Талдом, Валдай. Современные авторы выделяют в Волго-Клязьменском междуречье мерянскую культуру VI—IX вв. как метисную финско-славянскую. Для конца I тысячелетия «Повесть временных лет» знает мерю — в районе Ростова, весь — на Белоозере, мурому — в Муроме.

ЛСК

Литература:

Дьяковская культура: Сборник / Отв. ред. Ю. А. Краснов.  М.: Наука, 1974,  284 с.

Кренке Н. А. Дьяково городище: Культура населения бассейна Москвы-реки в I тыс. до н.э. — I тыс. н.э. / Отв. ред. чл.-кор. РАН Н. А. Макаров; Институт археологии РАН.  М.: ИА РАН, 2011, 548 с.

Смирнов К.А. К вопросу о систематизации грузиков «дьякова типа» с Троицкого городища. МИА. 184.-М.,1971.

Смирнов К.А. Погребальный обряд дьяковской культуры // СА. 1990, 2, с. 51-62.

Сыроватко А. С. Юго-восточное Подмосковье в железном веке: к характеристике локальных вариантов дьяковской культуры.  М.: CheBuk, 2009,  352 с.  (Материалы и исследования по археологии Коломны и Коломенского края).

 

Комментарий (В. Владимиров). О приведенном соображении А. М. Шаронова: Полногласие есть во всех восточнославянских языках, в украинском, в белорусском, и есть частный случай общеславянской метатезы гласных под действием праславянского закона открытого слога, и к финноуграм оно не может иметь никого отношения принципиально. У финноугров нету полногласия.
Свободное ударение это праславянское, праиндоевропейское явление, и к финноуграм не может иметь никакого отношения принципиально. У финноугров нету свободного ударения.
Переход е > ё произошел в польском языке (и лужицких) еще в 11 веке, на Украине е > ё еще в 13-м веке, а в русском веке в 14-м, во всех языках по своим условиям. Во всех языках пишется на этом месте о, а то, что только в русском была изобретена в конце 18-го века буква ё, так это наша особенность. И к финноуграм он не может иметь никого отношения принципиально.
Дублетные слова это не нечто необычное, а вот слова типа «жили были» это остатки плюсквамперфекта, некогда существовавшего в древнерусском языке.
Я не понимаю, зачем в статье о Дьяковской культуре писать такие предположения которые не относятся к дьяковской культуре? На самом деле подобных предположений пруд пруди, лингвисты их просто игнорируют, а не обращают внимание, да даже не знают о них, потому что оспаривать подобные утверждения это просто толочь воду в ступе. Непонятно, почему именно это предположение было упомянуто, а не какое либо другое.

Л.С.Клейн. Согласен с критикой шароновских соображений. Привел их (с оговорками) из-за особенностей эрзянской геногеографии. Вероятно, стоит поискать им другое объяснение.